Любить буду жестко (СИ)

— Теперь ты от меня так просто не уйдешь, Ириска. Ты никогда не умела понять, что для тебя будет лучше, не слушала меня. Хочешь спасти брата и жениха? Ты у меня отсосешь, хочешь или нет!

Данте схватил меня за подбородок, надавил, с силой разжал челюсти и вставил член в рот, проник так глубоко, что из глаз хлынули слезы.

— Расслабься, Ириска, я все сделаю сам и в рот тебя выебу, и недоумков твоих спасу, — прорычал Данте и толкнулся глубже.

Он был огромный, горячий, заполнял меня всю. Замычала, впилась ногтями в бедра Данте, царапаясь, вырываясь, но он не остановился, яростно толкался. Я закашлялась задыхаясь.

Данте отстранился, вынул член, не выпуская мои щеки, продолжая надавливать, не позволяя закрыть рот.

— Тише, Ириска, расслабь горло, сейчас будет сильнее.

Он снова вошел в рот, головка скользнула по небу, языку. Шелковистая, горячая. Данте никогда не требовал от меня ничего взамен. Всегда он ласкал меня, пробуждая страсть, приручая. Я была слишком молода и неопытна для него, и он не торопился со мной. Обещал, что наш первый раз будет, как в сказке.

Это был наш первый раз. Мой первый раз.

Сказка оказалась страшной.

Подняла взгляд, слезы застилали глаза, и Данте я видела смутным, размытым пятном. Жестокого, бесчеловечного в своей ярости, в неудовлетворенных желаниях. Перестала сопротивляться, расслабила горло и не отрывала взгляда от его глаз, сделала, как он хотел.

— Сука, — прошептал Данте, — почему, блядь, ты такая дрянь, Инга?

Он сбавил напор, но все еще удерживал мои щеки, не давая сомкнуть челюсти. Трахал мой рот, но движения больше не причиняли боль. На смену им пришло знакомое волнение, жар внизу живота. Пульсирующее пламя, но оно не высушивало, наоборот, заставляло лоно истекать соком.

Я не отрывала взгляда от его темных глаз. Немо спрашивая: это тебе нужно? Этого ты хотел? Теперь поможешь или сделал еще недостаточно больно?

— Ненавижу тебя, — прохрипел Данте, ускоряя движения.

Его член врывался в мой рот, горло, скользил по языку, но я не чувствовала унижения или отвращения. Я слишком сильно любила этого мужчину когда-то, слишком хотела его. Все было слишком для нас.

Для меня слишком рано. Для Данте слишком поздно.

Данте зарычал и сжал волосы на затылке сильнее, и я почувствовала на языке горячее, пряное семя. Данте вынул член из моего рта, а я проглотила все, что он оставил во мне.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, пока его взгляд снова не стал ледяным, а черти на дне омутов погасили костры.

Он отошел к столу, взял салфетки и протянул мне.

— Вытрись, — сказал глухо.

Стерла слезы и слюну, но во рту остался его вкус. Солоноватый, терпкий вкус первого мужчины, которого я попробовала. Данте добился своего, все-таки стал моим первым.

Жар внизу живота не утих, неудовлетворенное желание напоминало о себе тянущей болью.

Данте застегнул молнию и ремень, но не вернулся за стол, а сел на него, нависая надо мной, как суровый повелитель. В каком-то смысле сейчас так и было. Он мог распоряжаться моей жизнью и жизнью моих близких.

— Ты знаешь, где они? — Спросила, посмотрев на него с мольбой. Он получил что хотел, но это еще не значит, что поможет, но надежда — слепая, жалящая дрянь скреблась в сердце, заставляя смотреть на Данте, как на героя, пусть и не моего романа.

— Нет, — ответил Данте, — но даже если бы знал, чего ты ждала от меня? Что я брошу свои дела и помчусь спасать твоего ебаря и недоумка-брата?

Глава 2

Вздрогнула, в глазах заплескалась паника, отчаяние. Глаза Инги обманчивые, как и вся она. Меняли цвет в зависимости от освещения, настроения, погоды. То серые, то бирюзовые, то цвета морской волны, не глаза, а два александрита.

Растрепал ее прическу, жадно зарываясь в шелковистые волосы, скучал по ним, скучал по ней. Светлые волны рассыпались по плечам. На бледных щеках остались не стертые мазки туши, губы припухли и покраснели. Смотрел на них и чувствовал, как в паху снова простреливает. Мне было ее мало, всегда мало.

Провела кончиком языка по губам, понимал, что сейчас не специально. Сейчас не играет, старается не расплакаться. Сдержаться, ведь если ее брат и ничтожество, на которое она меня променяла, мертвы, то выходит, зря позволила выебать ее в рот.

Коралловые нежные губы, верхняя чуть больше, с капризным изгибом, по которому я любил проводить языком когда-то.

Я не трахнул ее год назад, хотел до одури, до тряски, как наркоман дозу, но Ириска лепетала, что хочет замуж выйти целкой, несла какую-то херню, что обещала маме. Мне по хуй было на ее обещания, но не на нее. Ради этой девчонки с переменчивыми глазами и гнилым сердцем, я сдохнуть был готов, а она меня предала. Сука.

А теперь моя и бежать некуда, возьму от нее все, что захочу. Не спрашивая больше разрешения, не играя в любовь. Буду жестко драть, пока не надоест, пока не погаснет в паху и груди огонь, который она разжигает во мне, одним взмахом длинных кукольных ресниц.

— Не вставай с колен, Инга, мне нравится видеть тебя такой, какая ты есть на самом деле. Готовой на все шлюхой.