Помните, как было жарко в понедельник 7 августа? Не помните. Ну как всегда, зачем помнить такую ерунду, я же всегда напомню… Мы с Вами даже не стали выходить в сад на качели, включили кондиционер в моей комнате, открыли везде внутренние двери, и в доме стало вполне терпимо… Вам не очень хотелось завтракать, но Вы приняли все лекарства, а их у Вас в последнее время было много, попили чаю с лимоном. Вам не хотелось открывать глаза, не хотелось разговаривать, и только вечное «спасибо» Вы произносили несколько раз… Потом Вы заснули, дышали трудновато, но мы надеялись, что к вечеру похолодает и станет полегче, Вы сможете немного пообедать. А к вечеру у Вас неожиданно поднялась температура до 38. Вы никогда не любили высокую температуру, Вас и по молодости от нее «ломало», а сейчас тем более… Мне казалось, что у Вас где-то болит. Проваливаясь в сон, Вы тихонько постанывали. Я проверяла каждую Вашу косточку, каждый сустав, спрашивала, не больно ли, но Вы мужественно и почти бессильно качали головой… Мы выполняли с Вами, как всегда, все врачебные рекомендации, Вам приходилось выносить болезненные уколы, пить растертые в порошок лекарства, терпеть обтирания водкой. Вы всегда были очень терпеливой и дисциплинированной: надо — так надо… Но Вам становилось все труднее дышать и труднее пить даже Ваше любимое какао со сливками. На жаропонижающем чуть-чуть отпустило, и мы даже почти спали в эту ночь. Ну, как спали… Я подходила к Вам каждый час, но Вы уже, как раньше, не говорили мне: «Ну что ты беспокоишься? Все нормально». Вы почти не двигались, дыхание Ваше было то тише, то громче, то даже с легким стоном. В эти секунды я обнимала Вас, целовала, гладила по щекам, и Вы затихали, Вы же чувствовали, что это я, знаю, что чувствовали… Наконец наступило утро. Градусник показал 39, и снова уколы, таблетки, порошки. Но температура никак не хотела падать. И тут, конечно же, приехала наша замечательная врач Валентина Васильевна. Помните? Помните, как она измеряла Вам давление, как считала пульс, делала кардиограмму… Как прикасалась к Вам, проверяя на боль, как разговаривала с Вами громко, ясно, терпеливо, и Вы даже дважды ответили ей… Кто же знал, что эти Ваши слова станут последними… Помните, как мы долго сидели у Вашей кровати и молчали, на мои вопросительные взгляды Валентина Васильевна только тихо сказала: «Мы уже бессильны… но продолжаем уколы и лекарства, потому что не можем этого не делать». Я не знаю, слышали Вы эти слова. Думаю, нет, мне кажется, Вы заснули или просто забылись от обезболивающего укола… В тот день я почти все время была рядом, помните, то мы с Вами пытались попить, то лечь поудобнее, то мне казалось, что Вам жарко, Вы тяжело и быстро дышали, я держала Вас за руку, и иногда Вы чуть-чуть сжимали ее, а мне так не хотелось верить, что силы совсем покидают Вас… Около десяти вечера я вышла позвонить по работе, Вы, наверное, ждали этих минут, чтобы уйти одной, чтобы я не умерла вместе с Вашим последним вздохом… Когда я вернулась, Вы уже не дышали…
А что было дальше, Вы видели, мое Солнышко, уже с небес… Как я сняла с Вас кольца и кулон в виде соединенных сердечек — наш с ребенком подарок Вам на давний Новый год, как сложила Вам еще теплые руки, как простилась с Вами Света, как моментально приехала Ася и долго о чем-то говорила с Вами при закрытой двери, как не хватало мне духу накрыть Вас полностью — с головой, как положено, как говорила я Вам только наши с Вами слова, как еле попадая в буквы, я писала самым близким, что Вас с нами больше нет… А потом пришла ритуальный агент Лена Герди и профессионально все взяла в свои руки, и все сделала так, что ни одна живая душа не распространила информацию до утра 9-го, пока драматическую новость не сообщил театр.