Любить и убивать

– Знаешь? – прямо спросил Сырцов.

– Знаю.

– Откуда?

– У нас в газете хороший отдел криминальной хроники.

– Тебя милиция еще не трепала?

– Нет. А за что?

– Не понимаешь, – насмешливо констатировал Сырцов. – Но боишься. Боишься?

– Ничего я не боюсь! – вдруг закричал Мишаня.

– Поговорить надо, – напомнил Сырцов.

– Если надо, говори.

– Не телефонный разговор.

– Тогда приезжай. Адрес в визитке.

Терпеть не мог Сырцов Краснобогатырскую. И узка, и крива непонятным образом, и трамвайные рельсы не к месту. Попрыгал и на рельсах, и на колдобинах, прежде чем пробрался на своей «девятке» к двадцатиэтажному сине-белому дому-бараку, скучно существовавшему в стае себе подобных.

Мишаня встретил его весьма и весьма неглиже: голым по пояс, в грязных вытянутых на коленях до неприличия трикотажных штанах, босиком. Без удовольствия глядя на полужидкое Мишанино пузо, Сырцов спросил:

– Порточки на помойке подобрал?

– Даже если на помойке, тебе-то какое дело?

– Ты оскорбляешь мои эстетические чувства.

– Гляди ты! Какие мы слова знаем! – искренне удивился Мишаня.

– Я много чего знаю, – сообщил Сырцов и приказал: – В комнату веди.

Не в пример Мишане комната была прибрана. Сырцовский глаз отметил чистый пол, пропылесосенный ковер, свежую крахмальную скатерть на небольшом обеденном столе, идеальный порядок на письменном. Сырцовский глаз обратился к Мишане. Вопросительно. Тот понял:

– Сегодня с утра мать приезжала. Убралась.

– А сам не убираешься?

– Ты хотел говорить. И уже сообщил, что много чего знаешь. Я слушаю.

– Что тебе вчера передала Маша?

– Ничего она мне не передавала! – опять вскричал Мишаня.

– Я сяду, – проинформировал о своих дальнейших действиях Сырцов, выдвинул стул из-за стола, прочно уселся. – Разговор, как я понимаю, будет длинный.

Мишаня тоже уселся. На кушетку. Фальшиво зевнул и сказал:

– Если только ты будешь говорить.

– С вопросами-ответами у нас с тобой как-то сразу не заладилось. Давай по-другому. Я у тебя просто попрошу: отдай кассету, Мишаня.

– Какую еще кассету?

– Обыкновенную. Для магнитофона. Которую тебе Маша велела спрятать.

– Нету у меня никакой кассеты, нету!

– Нет, а кричишь. Почему ты кричишь, Мишаня?

– Потому что ты мне надоел.

– Я только что пришел. Я не мог тебе надоесть.

– Надоел.

– Ладно, не будем препираться. Передо мной альтернатива, Мишаня. Несолоно хлебавши и поверив тебе, я удаляюсь понурив голову. Или, не поверив, я тебя связываю, кладу на пол и не спеша произвожу подробный шмон. Хотя, если честно, альтернативы нет: я вынужден буду привести в исполнение последний вариант.

– Я закричу, – пообещал Мишаня.

– А я тебе рот пластырем заклею, – пообещал Сырцов.

Мишаня хлопнул ладонями по коленям, поднялся с кушетки, прошел к письменному столу, открыл боковой ящик и, внезапно резко обернувшись, направил на Сырцова маленький револьвер. Приказал:

– Выкатывайся отсюда, ну!

Встал и вовсе не испугавшийся Сырцов. Встал и пошел на Мишаню. Медленно.

– Выстрелю! Выстрелю!

– А с трупом что делать будешь? Расчленять и выносить частями на помойку? Не при твоем пылком журналистском воображении! – Он подошел к Мишане вплотную и протянул руку: – Дай сюда. – Мишаня безвольно, как под гипнозом, отдал револьвер. Сырцов его взял, подбросил на ладони и назидательно продолжил: – Если сам не защищаешься, то выстрелить в человека очень трудно, Мишаня. Откуда у тебя эта штучка?

– Купил.

– А разрешение на нее у тебя есть?

– Нам, ведущим работникам газеты, милиция выдана лицензии.

– И ты купил этот пугач. Потому что красивый?

– Потому что маленький.

– Это в сказке маленький – всегда удаленький. А в жизни чаще всего наоборот. Ты осторожней с ним. По запарке можешь случайно себе пятку отстрелить. – Сырцов вернул револьвер Мишане. – Положи на место.

Мишаня покорно положил револьвер в ящик стола, а ящик задвинул. Сделав это, замер у письменного стола. Как по стойке «смирно».

– Давай пленку, – напомнил Сырцов.

Мишаня быстро взглянул на него. Встретились взглядами. Окончательно уяснив, что деваться некуда, Мишаня прошел к окну, покопался под подоконником, чем-то щелкнул, и в руках у него оказалась кассета.

– Ну, конспиратор! Ну, подпольщик! Ну, Сергей Костриков! Ну, мальчик из Уржума! – восхитился Сырцов. Если уж тайник, то обязательно в подоконнике. Да будет тебе известно, лет уж этак тридцать менты, зная таких, как ты, общий шмон с подоконников начинают. – Он взял протянутую Мишаней кассету. – А магнито-фончика у тебя, случаем, не найдется?

Мишаня отодвинул фанерную (нижнюю) дверцу книжного шкафа, извлек двухкассетник и молча поставил его на стол перед Сырцовым.

– Скатерть испачкаем! – испугался Сырцов.

– Он чистый, – заверил Мишаня.

– Значит, слушал его недавно. Какую музычку в ночи ты слушал, а?

– Траурную, – натужно пошутил Мишаня.

– Перематывать надо? – вставляя кассету, поинтересовался Сырцов.

– Не надо. Она на начале.

– Так вот какую музычку в ночи ты слушал! – догадался Сырцов и врубил магнитофон.

Глава 15

Голос Маши. Как же ты за два года скурвился!

Мужской голос. Я еще выпью, а?