Любить и убивать

Ишь ты, по имени. Откуда узнал? Вроде у вождя его имечко вслух не произносилось. А может, и произносилось. Не помнил Сырцов. Лучше на этом не заостряться. Вроде бы проехали. И поэтому:

– Мне с тобой поговорить надо, Паша.

Некто в миг понял, что свидание с поллитром может быть отложено на неопределенное время.

– Потом, – нервно заявил он. – Потом поговорите. А сейчас похмелиться надо. Ты же обещал, Паша!

– Обещанного три года ждут, – автоматически брякнул Сырцов.

– Да ты что?! – взревел некто. – Да я тебя!

Страшен во гневе алкоголик, когда пытаются лишить его выпивки. Но ничуточки не испугался алкоголического гнева Паша. Ответно пригрозил:

– Орать будешь, вообще не дам.

– Ты же обещал, – рыдающим шепотом напомнил некто.

– Вот теперь хорошо говоришь, тихо. Бидона буди.

– Счас сполним! – пообещал некто и, снова встав на четвереньки, вбежал в картонный домик.

– Отдай им поллитра. Я тебе компенсирую, – не совсем ловко изъяснился Сырцов. – А мы с тобой – в сторону и поговорим.

– Поговорим, поговорим, – пообещал Паша, с неподдельным интересом наблюдая, как из домика выбирался Бидон. Бидон как Бидон: невысок и обширен. С тремя стаканами в руках. Пустыми, которые – видно было по невыразимому блеску быстрых, в слезе глаз – страстно хотел видеть наполненными. Сказал чистым голосом:

– Сдавай, Паша. Сейчас Малыш закусь принесет, – и ровным рядком поставил стаканы на бетонную балку, служившую сиденьем Сырцову.

– А четвертый где? – спросил Паша и кивнул на Сырцова.

– Он не будет, – решил Бидон и потребовал от Сырцова подтверждения: – Ведь не будешь?

– Не буду. За рулем, – подтвердил его догадку Сырцов.

– Тогда подожди немного. Мы мигом, – сказал Паша и достал из заднего кармана штанов бутылку «Российской» в непрестижной жестяной бескозырке. Одним движением сорвав с бутылки головной убор, он непрерывной струей трижды прошелся по стаканному ряду. Разлив на троих был аптекарской точности. Появился Малыш с тарелкой, на которой лежали два разрезанных пополам яблока. Закусь на четверых.

– Будем! – решил Паша и неторопливо взял. дозу. Малыш с Бидоном принимали тяжело: бил колотун. Справились наконец, захрупали яблочком. Потом притихли, прислушиваясь к внутренней своей жизни.

– Лучше, – подумав, решил Бидон, а ненасытная душа Малыша не желала останавливаться на достигнутом:

– Хорошо, но мало.

– Больше от меня не ждите, – предупредил Паша. – Пойдите погуляйте у метро. Может, что и перепадет.

Малыш и Бидон молча согласились с ним и пошли к дыре.

– О чем будем говорить? – спросил Паша.

– О твоих делах.

– Давай лучше о твоих, – не согласился Паша. – У ментов дел – по горло, и все завлекательные.

– О завлекательных делах потом, за дружеским столом. Если подружимся. А сейчас о твоих делах. Незавлекательных. Малопривлекательных.

– Ух ты! – картинно удивился Паша. Хотел было продолжить, но передумал. Решил подождать, что предъявит Сырцов.

– Именно. Сначала «Ух!», затем «Ах!» и в финале «Ох!».

– Следовательно, сперва удивишь, а в конце попугаешь, – понял догадливый Паша.

– Удивить – удивлю. Но пугать не буду, сам испугаешься.

– Удивляй, – разрешил Паша и, демонстрируя нешибкую свою заинтересованность в разговоре, улегся на бетонный брус ногами к Сырцову.

– Может, удивляя, тебе и пятки почесать? – тихо спросил Сырцов.

– Разуваться лень, – легко ответил Паша.

Подавив в себе мелкого беса неконтролируемого раздражения, Сырцов улыбнулся и сказал без эмоций:

– Как хочешь. А сообщить хочу тебе следующее: я слышал запись твоего разговора с Марией Елагиной, в котором ты за пятьсот баксов поведал ей о весьма пикантных подробностях смерти писателя Владислава Фурсова.

Паша, естественно, ответил так, как и предполагал Дед:

– Мало ли какую лапшу можно навесить на уши доверчивой дамочке для того, чтобы денежку выбить. – Паша был по-прежнему спокоен и ровен, но позу переменил – сел. – Бомжу существовать-то надо.

– Все так, все так, – с удовольствием согласился Сырцов. – Но одно только слегка смущает: доверчивая дамочка убита. Я думаю, что теперь запись этого разговора может сильно заинтересовать тех, кто ведет расследование убийства Елагиной.

– Кассета в ментовке? – быстро спросил Паша.

– Насколько мне известно, пока нет.

– У тебя?

– А если у меня? – задал провокационный вопрос Сырцов. Но поддался Паша, не засуетился, не замельтешил. Сказал насмешливо:

– Тогда я спокоен.

– А если нет, тогда ты не спокоен, – сделал логический вывод Сырцов.

– Что ты от меня хочешь, Жора? – подумав, задал главный вопрос Паша. Не было в нем ни алкоголической расслабленности, ни ленивой беспечности после принятой полторашки.

– Продолжения рассказа, которое ты обещал Маше за двести долларов.

– У тебя двести долларов есть?

– Двести долларов – плата за мое молчание.

– Значит, хочешь, чтобы я и тебе лапшу на уши повесил.

– Лапши не хочу.

– А кроме лапши у меня ничего нет.

– Ты подумай, подумай хорошенько, Паша!

Паша скорчил личико, изображая думающего человека, энергично почесал затылок и в заключение развел руками. Издевался, сволочь.

– Подумал, Жора. Нетути, ничего нетути!