Любить нельзя ненавидеть (СИ)

— Неужели Злая Королева боится обычного Вора?

— Это Вору следует бояться немилости Королевы, — повторяет его движение, оставляя меж лицами меньше дюжины сантиметров.

Он смотрит на подведенные бордовой помадой губы, стараясь унять желание целовать их до потери этого кроваво-винного цвета, до потери контроля, который и так не вечен при ее присутствии. И она, зная это, умело манипулирует лучником, который лишь с виду остается невозмутим к ее скрытому соблазнению.

Чуть закусывает губу и негромко произносит:

— На моей стороне мягче.

Чем отличительны были балы у короля Мидаса так это тем, что на них невозможно было остаться без внимания самого хозяина. Особенно если вы имеете вес в этом чопорном обществе. Дамы в бальных платьях с бесчисленным количеством дорогих украшений, которые еще сильнее тянули их к вычищенному полу. Мужчины в изысканных костюмах, уже заметно захмелевшие и немного разбалованные женским вниманием. Всех, как по списку, король обходил лично, заводя не обременяющие раздумьем беседы на пару минут или чуть больше, особенно с прелестными молодыми особами. Присутствие юных дев было обязательно на подобном вечере. Где, как не на балах, попасть на которые было не всегда реально даже тем, у кого в имении было несколько гектаров леса или сотня породистых коней, молодая инфанта смогла бы найти себе подходящую пассию, даже если возраст этой самой пассии превосходил ее собственный раза в три. Но юных дев это не пугало, даже прельщало, ведь, чем старше муж, тем раньше его имущество перейдет в белоснежные ручки молодой вдовы.

Однако, девушки вились не только около богатых и седых, были в зале те самые мужчины, что представляли весьма лакомый кусочек для этих обольстительниц, даже если этот кусочек принадлежал Королеве. Хотя, откуда им знать, что за симпатичным и серьезным охранником, скрывавшимся в углу зала, следит женщина с карими глазами.

Реджина видела, как лучник топчется на месте, время от времени переходя от одного стола с закусками к другому. Как ворует маленькие тарталетки или кусочек нарезанных фруктов со стола. Старые привычки не пропадают. Даже если ты давно не вор.

Даже если стараешься быть лучше для женщины в прекрасном черном платье и с манящим телом, что скрывает сие одеяние. И среди прочих она казалась чужой. Более возвышенной, нетленной, благодаря холодному блеску одежды и идеальной осанке, подчеркивающей изысканный прогиб талии и длинную шею. Разбойнику не было дела до снующих рядом красавиц, чья невинность и глупость могли заинтересовать разве что идиота. Он искоса наблюдал за той, один вид которой сообщал окружающим такое восхищение, что невозможно было представить, что кто-то из мужчин соизволит предпочесть эту трепетную утонченность наигранной веселости и симпатичному личику, что лишь под воздействием косметики имело очарование. Рассуждая об этом, лучник лишь в очередной раз убеждался, что до безумия влюблен в эту женщину. В каждое ее настроение и игру жестов, в каждую колкость и дерзость. В нее всю, целиком.

До безумия ревнует ее, хоть тщательно это скрывает. Сложно наблюдать за тем, как незнакомец без стеснения приглашает ее на танец, берет под руку, выводя в центр зала, затем кладет ладонь на талию, совершая первые шаги в такт музыки. Робин был готов поспорить, что его рука не случайно скользила по спине, ведь именно в эти моменты улыбка мужчины становилась шире, а глаза горели ярче. Будь у разбойника с собой лук, он непременно пустил бы стрелу в его довольную физиономию. Глубоко вздохнув, Робин попытался взять себя в руки. Оно и понятно. Кто он такой, чтобы приглашать Королеву на танец? Разве ему позволено находиться здесь в ее свите? Даже это уже было излишком щедрости. Но, будь у него шанс, лучник непременно повел бы ее за руку по залу, сообщая каждому встречному, что это его женщина, что только он может красть ее поцелуи и быть причиной многочисленных улыбок, что лишь с ним она делит постель каждую ночь. Желание рассказать об этом усиливалось от невозможности сделать это, оттого он и злился. Злился и на этого молодого юношу, не иначе как самых голубых кровей, даже не в этом дело. Ведь Робин из Локсли сам был рожден не бродягой. Если бы они это знали. Дело в имуществе, количестве слуг, что живут под крышей большого поместья или даже дворца, количестве знакомств и приглашений на важные мероприятия. В этом лучник уступал каждому мужчине в зале. Как хорошо, что она даже не догадывается о его метаниях. Потому с легкой улыбкой возвращается к нему, приняв поклон головы за учтивость.

— Ты не сводил с меня глаз, — тихо говорит она, радуясь такому вниманию.

— Не с тебя. С его руки, что-то и дело намеривалась спуститься ниже. К его счастью, он не совершил этой глупости.

— Ревнуешь, — сдерживает улыбку и желание взять его за руку.

— Тебя? Всегда, — говорит Робин, резко разворачиваясь к ней. — Ты спрашивала, что я хочу на Рождество. Я решил.

— Что же?

— Хочу танец с тобой. На том ужине с твоим отцом. Пусть хоть он увидит, что ты принадлежишь мне.