Любить нельзя

Папа долго молчал, я уже не надеялась на ответ, когда услышала:

– Я не знал, что у меня есть сын.

Он говорил вроде как простые вещи, но тоном, за которым скрывалось больше, чем он показывал. Целая бездна чувств, начиная от сожаления и заканчивая понимаем, что он столько всего упустил. Но тогда я не обращала внимания. В двенадцать лет редко кто ищет второе дно у людей. В двенадцать мир проще и легче… Так было до него.

С появлением Марка в нашем доме моя жизнь разделилась на "до" и "после". И я в этом удостоверилась вечером, когда тот отомстил в самый первый раз.

Уже больше месяца я работала над картиной, которую собиралась подарить отцу, и думала, что вот-вот на днях ее закончу. Но едва вошла в комнату, выделенную мне под мастерскую, ошарашенно ахнула.

– Что за?..

Медленно ступая, словно по битому стеклу, а не паркету, подошла к мольберту, до сих пор не веря своим глазам. Не может быть… Холст сначала намалевали непонятными символами, а затем просто покромсали! Простой канцелярский нож валялся рядом с местом преступления – на столике с красками.

Пальцем коснулась разорванных разноцветных лоскутов, торчащих со всех сторон…

Зажмурилась до черных звездочек перед глазами, лишь бы сдержать слезы, вызванные безумной обидой, и резко развернулась. Есть лишь один человек, способный на это. Папа ни за что бы не устроил подобное, а Дуся, моя кошка, и подавно.

Я не стала закатывать скандал или угрожать тем, что расскажу все отцу. Нет, я задала лишь один вопрос:

– Почему?

Марк стоял, оперевшись на дверь своей комнаты и смотрел на меня снисходительно, немного насмешливо. Услышав мой вопрос, широко ухмыльнулся:

– Я так и знал, что тебе понравится мой подарок. Что там тебя учила говорить мамочка? – сделал вид, что думает, и затем прогнусавил: – Надо сказать "прости" и быть как можно более милой. Ха-ха-ха.

Поджала губы и, стараясь не расплакаться, произнесла:

– Я понимаю тебя, тоже потеряла маму, но…

Не успела договорить. Лицо братца словно окаменело, а зелёные глаза похолодели – от былой ухмылки не осталось и следа.

– Ты. Ничего. Не. Понимаешь, – прошипел. – Не смей пытаться меня жалеть. И отвали, я на доступном языке объяснил, что не желаю с тобой пересекаться.

Марк смерил меня ледяным взглядом, развернулся и захлопнул за собой дверь, оставив меня, растерянную и обиженную, стоять у порога.

Но не с этого момента началась его ненависть ко мне. Тогда брат меня еще "видел", я не была пустотой для него, потому он зло шутил и устраивал шалости. Ему явно нравилось манипулировать и выводить меня на злость, будто мои негативные эмоции – лучший десерт для него.

Наши отношения всегда походили на хроническую болезнь. С каждым днем они портились, становились хуже, а перед самой точкой перелома началась короткая ремиссия.

В пятнадцать Марк впервые напился. Его дружки притащили его до дома и бросили у крыльца. Я боялась, что они ему что-то так сломали, но нет, кроме царапин и синяков, ничего не обнаружила.

– Марик, миленький, потерпи! – я тащила его наверх одна. К счастью или несчастью сегодня у всех был выходной, и я не могла попросить помощи ни у садовника, ни у водителя с экономикой.

– Куда ты меня… неженка? Ответь, черт подери!

– В постельку. Куда еще-то? – ворчала я в ответ, пыхтя.

Отдыхая каждые пару метров, я все же дотащила Марка до его комнаты. Хуже всего оказалось на лестнице, где брат на несколько минут вырубился и я его едва не уронила, но справилась.

Ему было плохо: тошнило, знобило, поднялась температура. Мне стало так страшно, хотела вызвать скорую, но… Но понимала: отец тогда узнает, и Марку достанется. Папа и так держится из последних сил, а если узнает про эту выходку, то боюсь представить, что случится.

Мне пришлось прятать его от отца и сидеть у его постели всю ночь, не смыкая глаз. Я поила его водой, потратила на него весь активированный уголь из аптечки и безумно обрадовалась, когда его состояние хоть немного улучшилось. Спал он беспокойным сном: просыпался каждые полчаса, в полубреду звал маму, говорил, что любит ее или же наоборот, ругался матом. Убегал от кого-то во сне, плакал и просил остановиться.

– Мамочка, это ты? – хриплым от слез голосом говорил он, ловя мою ладонь и целуя сухими губами. – Мамочка…

Я смотрела на бледное красивое лицо и отчаянно думала, что же могло произойти с подростком, чтобы его… сломить. У Марка не было сил держать свою ледяную маску и плотную оборону из колючих фраз, и я видела его настоящего. Мальчика с кошмарами, со странным шрамом на ребре, который он даже в полубреду пытался скрыть от меня ладонью, и с кучей тараканов в голове.

В тот день я оставила его лишь раз, чтобы приготовить ужин и встретить папу. Конечно, он задал закономерный вопрос:

– Где Марк? Позови его, Поля.

Прикусив губу, замялась и осторожно ответила:

– Он спит.

– В половину восьмого? – не поверил мужчина. – Даже если и спит, то разбуди его. Нам надо поговорить.

Естественно, не пошла будить, села рядом с отцом и мягко спросила:

– Что-то произошло?