Любить своего врага

— Нас сотворили убийцами Высшие. Большинство вайнска — обыкновенные, ничем не примечательные люди. Никто и не скажет, что измененные. И только если в семье рождаются мальчики-близнецы, начинается потеха, ради которой Высшие расстарались. Братья люто ненавидят друг дружку. Это не переломить, не переделать. Природное свойство, как у эршелла — способность убивать силой собственной ярости. Они живут этой ненавистью, питаются, дышат. Без нее — как без воздуха, еды и питья. Но и долго с ней жить невозможно. Наступает время, когда необходимо убить своего врага. Тут ничего не изменишь, это сильнее всего на свете. Как если ты под водой: знаешь, что вдохнуть нельзя, и не вдохнуть не можешь. Глотаешь воду — и гибнешь.

Лэй помолчал, настороженно оглядывая пустое небо и безмятежные склоны гор. Я всмотрелась в его юное, несообразно суровое лицо. Что может чувствовать человек, от рождения живущий ненавистью к брату? Ненавистью беспричинной, заложенной Проклятыми Высшими невесть для чего.

— А как же матери? — я представила себе чужую боль. — Видеть, что твои сыновья готовы прикончить друг дружку, знать, что вскоре так и случится…

— Близнецов не оставляют в семье. Сразу после рождения их определяют в разные интернаты, и тайну свято хранят. Родители не знают, где их дети, а уж братьям и подавно ничего о семье не известно. Их воспитывают, заботятся. Немного изменяют внешность, чтобы близнецов кто-нибудь случайно не признал. Потом они вырастают, идут работать. Врачами, проводниками в горах. Но внезапно ты понимаешь, что больше не можешь так жить, что должен найти своего врага. Найти нетрудно: ты его чувствуешь — где он, что он. И убиваешь. И для твоей ненависти уже нет пищи, и жизни тоже больше нет. Тогда ты умираешь… достойно или не очень. Как сумеешь. Вот и вся моя страшная история. — Лэй коротко улыбнулся.

В эту улыбку, на миг преобразившую суровое лицо, можно было влюбиться. Я себя знаю: я бы непременно влюбилась, не будь Рональда Ринга. Вспомнив его, я снова затосковала, а для Воина Скал не осталось ничего, кроме сочувствия и острого желания помочь.

— Лэй, но как же… Неужели нельзя сделать, чтобы такие близнецы не рождались?

— Пытались, конечно. Диагностика на ранних сроках, то да се… Их убивали, когда они были еще ничем, скоплением клеток. И знаете, что произошло? Других, нормальных детей не стало. Ни девочек, ни мальчиков-одиночек. У всех будущих матерей диагностировали близнецов.

— Но это означает гибель всего народа.

— Разумеется. Аборты запретили, женщинам велели рожать. Около трех лет рождались эти несчастные близнецы, затем постепенно все вернулось к норме. Потом, спустя двадцать лет, когда братья выросли, покатились убийства. Их пытались предотвратить, близнецов рассылали по разным планетам, да без толку. Они находили друг друга. А если было не добраться — ну, скажем, в тюрьме человек сидит или на секретном военном объекте — тогда просто гибли. Поэтому было объявлено, что незачем идти против воли Высших, надо пользоваться их наследием, как умеем.

Я подсчитала: близнецы входят в возраст убийства после двадцати трех лет. Сколько же лет Лэю?

— Без малого двадцать пять, — ответил он, когда я спросила. — Я старше вас, милая леди. И, Шелла, последнее, что я хотел сказать. Я никогда никому не позволял и не позволю в себя влюбиться. Меня воспитывали и учили, готовя к той работе, которой я занимаюсь. Когда покидал интернат, я давал клятву ни при каких условиях не причинять вред клиенту. И я не оставлю после себя безутешную вдову и детей-сирот. Это понятно?

Чего уж тут не понять? Лэй не собирается жить долго.

* * *

У меня нет никаких прав. Не жена, не сестра, не возлюбленная. Клиентка, одна из многих. Что делать? Как ему помочь?

Мы снова неспешно летели, внизу плыла извилистая долина с повторяющей ее изгибы, довольно широкой рекой. Зелень, синева, блеск воды. И ни следа человека. Ни тропы, ни оборудованного Приюта.

— Лэй, послушайте. Если ваш брат — такой же, как вы, значит, с ним можно договориться.

— Я не знаю, какой он. — Грозно лязгнула знакомая сталь, сшиблись тяжелые клинки, высекая искры. — Понятия не имею, где он рос и чем занимается. Может, он торгует похищенными детьми.

— Ну, давайте его найдем и узнаем.

Показалось: на месте пилота беззвучно рванул мощный заряд.

— Шелла, вы спятили! Если его найду я, то убью. Не раздумывая.

— А если я?

— И думать забудьте. Близко не подпущу.

— Да почему же?

— Потому! — рявкнул Лэй. — Откуда мне знать, что он сотворит?! Убьет, изнасилует, продаст в рабство! Вы — эршелла, не забывайте!

Я помолчала, ожидая, пока он остынет, и перевела разговор на другое:

— Вы так убедительно говорили эр Цину, что у эршелла удар неизменно смертельный. А Милли с Лизой остались в живых. И я подумала: быть может, я и вправду полукровка? Мало ли, что мать рассказывала про отца.

— Вы — настоящая полноценная эршелла. Можете мне поверить.

— Тогда почему я их не убила?

— Этот вопрос я бы задал эр Рональду, — хмуро заявил Лэй.

— С какой стати? — опешила я.