Любитель историй (СИ)

Конечно, данный кошачий жест мог всего лишь

померещиться юноше, - но в тот момент он был уверен, что

увидел то что увидел.

В очередной раз многоуважаемый мистер Тит – как стал

именовать его Рик с данной минуты – ловко запрыгнул на

ступеньку и в один миг оказался на втором этаже.

Подхватив свечку, Джейсон-младший последовал за своим

проводником.

Несколько раз кот протяжно мяукал, подавая сигнал, а

затем устремился к ведущей на чердак лестнице.

Вцепившись в деревянную ступеньку, Рик остановился.

Сердце билось, словно барабанная дробь, и пульсирующая

боль внезапно пронзила правую руку – то самое место, где

еще недавно существовала чернильная отметина.

Та ужасная ночь, наполненная кошмарами и страхами,

мгновенно напомнила о себе. Все повторялось с

поразительной точностью, будто перепутавшиеся дни стали

бежать в обратном направлении и решили вновь посетить

особняк рода Джейсонов.

Мяуканье раздалось уже под самой крышей.

А что если он помогает мне выбраться? И другого способа

просто нет…- успокоил себя Рик, но смелости от этого не

прибавилось. Напротив, все стало слишком очевидно.

Парень собирался опять наступить на те же грабли.

Кот нервно заскреб. Он же находился у крохотного

круглого окна. Затем замолк. А через пару секунд призыв

мистера Тита повторился.

Пытаясь унять дрожь, Рик продолжал топтаться на месте,

не в силах сдвинуться ни на дюйм. Его рука сильно

зачесалась, словно на ней вот-вот должна была возникнуть

очередная дьявольская метка. Ноги стали ватными лишая

юношу всякой возможности передвигаться.

Сверху что-то звякнуло, раздался громкий стук, а затем

послышался знакомый голос…

* * *

Несколько догорающих свечей, пламя которых был не

больше семечка, слегка вздрогнули и потухли, когда в

полумрак зала ворвалась грузная сгорбленная фигура.

Десяток огненных лепестков притаившихся в канделябрах

на стенах, сжались, превратившись в искру, но вскоре вновь

разгорелись, вырвав из сумерек глубокие налившиеся

кровью раны на шеи и щеках вошедшего. Громила,

напоминавший гору, поморщился, ощутив неприятное

ощущение. У людей оно называлось болью.

Притронувшись к ране, Сквидли с интересом

прислушался к новому, незнакомому ему чувству,

сковавшему все тело. Как он не старался, но силы покидали

его быстрее, чем он ожидал. Широкие, набухшие язвы стали

разрастаться, внешне походя на коралловые наросты,

покрывающие каменную твердь рифов. Именно таким

рифом сейчас и ощущал себя Призрак. Ослабевший и

обезоруженный, но не желавший покориться странной

природе.

И если бы еще этот юный сопляк писал быстрее и

проникновеннее, все могло сложиться иначе. Но ему было

далеко до Лиджебая Джейсона. Тот умел делать это с

душой, вкладывая в каждую строчку частичку себя,

описывая жизнь так, что никто не смел усомниться в ее

реальности.

Сквидли хорошо помнил те времена, когда он впервые

вступил на эту грешную землю – тогда он чувствовал в себе

целый океан силы. Даже когда Джейсон-старший решил

улизнуть от него и почил с миром на Старом кладбище,

Сквидли питал большие надежды на его потомков, нежели

сейчас.

Время шло, и Призрак лишь слабел. Он словно иссыхал

как сушеная рыбешка, покрываясь багряными рытвинами

неведомой болезни.

День за днем запасы его сущности иссякали. И хотя Рик

продолжал писать, воплощая в жизнь слова и задумки

Призрака, они не производили должного эффекта. Корявые

предложения казались принуждением, повинностью, от

которой хочется поскорей избавиться, а не перечитывать

снова и снова. И в этом таилась главная причина слабости

Сквидли.

Призрак с удовольствием сам взялся бы за перо и

наверняка смог исправить ситуацию, но его тайная природа

не допускала вершить свою собственную судьбу подобным

образом. Он неоднократно пытался творить самостоятельно,

но каждый раз у него получалось изобразить лишь две

параллельные линии. Не более того. Искусство переносить

слова на бумагу - ему было недоступно. Запрет как

врожденное уродство.

Палец разгладил ужасную рытвину язвы, заставив

вырваться наружу целую струйку чернильной жидкости,

которая быстро растеклась по шее, образовав округлую

паутину. Сквидли поморщился, но тут же расхохотался.

Боль вызывала у него не озабоченность, а скорее живой

интерес к чему-то новому, неизведанному.

Затем ему вспомнился визит к Скату. В тот вечер Рик

работал из рук вон плохо, часто отвлекался, пропускал

слова, непростительно обрывал фразы. Именно из-за этого

все пошло не так. Капитан не поверил его словам, повел

себя не так как на страницах книги. Он решил бунтовать,

стал сопротивляться. И Призраку пришлось призывать

плененные души, что потребовало дополнительных усилий.

Сквидли оскалился, будто хищник. Между зубов