Любитель полыни

— Канамэ говорит, что это он сделал вас куртизанкой. Мол, так обращался с вами… Так что это его вина. Но я бы так не сказал…

— Я не хочу, чтобы он брал на себя всю вину. Всё-таки в этом проявился и мой врождённый характер.

— Какой бы женщина ни была хорошей женой и разумной матерью, в ней всегда таится что-то от куртизанки. Но в данном случае это следствие вашей супружеской жизни. Вы не хотите, чтобы посторонние видели, что вы угнетены, и изо всех сил стараетесь быть эффектной.

— Это называется тщеславие?

— Да, своего рода тщеславие. Не показывать никому, что муж вас не любит. Может быть, я вмешиваюсь не в своё дело…

— Не беспокойтесь. Пожалуйста, продолжайте без стеснения.

— Чтобы скрыть своё слабое место, вы стараетесь казаться весёлой, однако время от времени грусть выдаёт себя. Посторонним не заметно, но разве Канамэ этого не понимает?

— Странно, в его присутствии я становлюсь такой неестественной. Вы не находите, что я веду себя по-разному, когда он рядом и когда его нет?

— Без него вы не так сдержанны.

— Даже вы это почувствовали. Мне кажется, это производит неприятное впечатление, но перед Канамэ я скована. С этим ничего не поделаешь.

— А с Асо, конечно, вы ведёте себя развязнее?

— Да, несомненно.

— А если после свадьбы развлечения прекратятся?

— Думаю, с Асо этого не будет.

— Пока вы остаётесь замужем за Канамэ, вы видите Асо в исключительно выгодном свете. Сейчас ваши отношения — это игра и развлечения.

— Разве в замужестве нельзя сохранять такие отношения?

— Если вы их сохраните, то прекрасно, но…

— Я постараюсь, чтобы так оно и было. Плохо, когда к браку относятся слишком серьёзно, не так ли?

— А если наступает охлаждение, опять разводиться?

— Теоретически да.

— Не теоретически, а в вашем конкретном случае.

Её рука с вилкой, на которой был кусок огурца, внезапно замерла.

— Считаете, охлаждение не наступит?

— Я не хочу, чтобы оно наступило.

— А что думает Асо?

— Он думает, что не наступит. Но обещать что-либо невозможно.

— И вы с этим согласны?

— Я прекрасно его понимаю. Легко сказать: «не разлюблю никогда». Когда человек начинает любить, ему кажется, что его чувство будет длиться вечно. Но кто знает — как всё обернётся в действительности? Будущее от нас скрыто. Бессмысленно обещать то, что неведомо. Или лгать?

— Но когда любят, разве задаются вопросом о будущем? Если отношения серьёзны, мужчина уверен, что никогда не разлюбит.

— Это вопрос характера. Какими бы серьёзными ни были отношения, никто не может ручаться за будущее, даже человек с сильным характером, который всегда стоит на своём.

— На его месте я бы клялся в вечной любви, а потом будь что будет.

— А он думает, что легкомысленные обещания, наоборот, приведут его к сомнениям. У него такой характер, он этого опасается. Поэтому лучше всего, не давая друг другу никаких обещаний, жить настоящим и не связывать себя клятвами в вечной любви.

— Возможно, это так. Однако…

— Что?

— Время наслаждений проходит.

— Я знаю его характер, и я спокойна.

— Вы говорили об этом с Канамэ?

— Не говорила. Не было случая. Да и бесполезно.

— Но это безрассудно — разводиться, не имея никаких гарантий на будущее, — возвысил голос Таканацу.

Сдержав себя, он смотрел на Мисако, которая неподвижно сидела, положив руки на колени и беспрерывно мигая.

— Я и не предполагал, что дело обстоит таким образом. Извините меня, я считал, раз вы оставляете мужа, ваши отношения с Асо более серьёзны.

— Они серьёзны. Как бы то ни было, мне с мужем лучше разойтись.

— Но предварительно надо хорошенько подумать.

— Думай — не думай, всё одно. Если мы не муж и жена, мне невыносимо оставаться в этом доме.

Подняв плечи и понурив голову, она изо всех сил старалась сдержать слёзы, но сверкающая капля скатилась ей на колени.

8

Читая долгожданную книгу, Канамэ старался понять, что именно принесло арабским сказкам репутацию непристойных. У него в руках был первый том, от первой до тридцать четвёртой ночи, триста шестьдесят страниц в осьмушку листа, и требовалось время, чтобы отыскать интересующие его места. Много раз, привлечённый иллюстрациями, он начинал читать расположенный рядом текст, но содержание оказывалось самым безобидным.

Он искал в оглавлении: «Повесть о визире царя Юнона», «Рассказ о трёх яблоках», «Повесть о маклере-христианине», «Рассказ о молодом царе, владыке Чёрных островов»… Но как узнать, какая из этих сказок больше всего удовлетворит его любопытство? Это был выполненный Ричардом Бёртоном^[47] полный английский перевод сказок «Тысячи и одной ночи», из которых до того времени были известны на европейских языках лишь избранные. Книга была издана по подписке членами клуба Бёртона ограниченным тиражом. Почти на каждой странице имелись обширные примечания, лингвистические, которые не представляли для Канамэ никакого интереса, и этнографические, объясняющие нравы и обычаи арабов. По некоторым из них можно было догадаться о содержании сказки. Примечания были такими:

«Большой, глубокий пупок считается не только красивым, но и признаком того, что ребёнок вырастет здоровым».