Любивший Мату Хари

Она предвидела банальность, поколебалась и сказала:

   — Не знаю.

   — Кто он? Де Маслофф?

   — Нет.

   — Тогда кто?

   — Некто.

   — Как его зовут?

   — Николас.

   — Николас... как дальше?

   — Просто Николас.

   — А он предлагал тебе выйти замуж?

Она вновь колебалась:

   — Нет, он не предлагал мне выйти замуж.

Меррик приблизил губы к её уху:

   — Что ж, в таком случае я не могу представить, чтобы у него действительно имелось что сказать.

Позднее Грей станет уверять, что мы должны рассматривать её как романтическую натуру, нелепо и безнадёжно романтическую натуру, так что почти любой достаточно привлекательный мужчина мог добиться успеха, если знал, как с ней обращаться. А Меррика проинструктировали относительно этого.

По прошествии семи дней он должен был вернуться в госпиталь в Виттель для соответствующего лечения или операции, как будет определено докторами. В любом случае инструктировавший Меррика офицер, Данбар, хотел, чтобы она постоянно находилась в поле зрения: она не должна остывать в своём отношении к Меррику, а Данбар слишком хорошо знал, как она может быть холодна. Поэтому после очередного вечера в её номере Меррик начал настаивать, чтобы она сопровождала его. Она сказала, что Виттель — военная зона и туда запрещён въезд иностранцам. О, но получить пропуска не составляет проблемы, возразил он. И напомнил, что у него даже есть знакомый во французском правительстве, который мог бы всё устроить, — некий Жорж Ладу.

Во вторник она появилась в кабинете Ладу на бульваре Сен-Жермен, 283, чтобы получить пропуск для посещения Виттеля. Ранее она видела, как Меррик уезжает по железной дороге, затем позавтракала со своим старым другом из театра. Позднее несколько клерков припомнят её тем утром: сначала почти весёлой, в синей юбке и блузе, и уже несколько раздражённой после того, как она походила по кабинетам, пока не добралась до святая святых французской разведки.

Капитан Ладу позднее напишет в своих мемуарах «Охотник за шпионами» о своей встрече с Матой Хари. Многое там лживо, но общее ощущение от их стычки кажется достаточно точным. День был тёплым. Он увидел её в коридоре и предложил ей стул в своём кабинете, маленьком и убогом, с выстроившимися вдоль одной из стен зелёными шкафами. Скудный свет в окно, выходящее на пустынную улицу.

Ладу, худой мужчина с узким лицом и запавшими глазами, которого она поначалу приняла за незначительного клерка. Позже она вспомнит его, как лису или даже какое-то совершенно отвратительное создание.

   — Скажите мне, мадам, — спросил он, — вы имеете представление, зачем вы здесь?

Она положила прошение на стол:

   — Чтобы доставить немного беспокойства, мсье.

Он закурил сигарету, отвратительную североафриканскую сигарету.

   — Я боюсь, что на самом деле это немного сложнее, чем вы думаете. Видите ли, въезд в Виттель строго запрещён для врагов Республики.

Она перевела взгляд на единственное окно:

   — Боюсь, я не уловила смысла сказанного вами, капитан.

   — Смысл таков: вы — враг Республики?

   — Я так не думаю.

   — О, но британцы, кажется, именно так и считают.

   — О чём вы говорите?

На его столе лежали небрежно брошенные бумажки: видны были уголки телеграмм, напечатанный на машинке список фамилий.

   — Расскажите мне о ваших взаимоотношениях с Жаном Галло, — попросил он.

Она пожала плечами:

   — Он—друг, и я просто не понимаю, почему...

   — А Томас Меррик?

Она рассматривала его руки: сигарета в левой руке, словно игрушечное ружьё, чернильная авторучка — в правой, как крошечная винтовка.

   — Кто вы, капитан?

   — Солдат.

   — В таком случае, солдат, почему вы не воюете?

   — О, я воюю. Каждую минуту.

   — Я и вправду ваш враг?

Он улыбнулся, показав табачную крошку на одном из зубов:

   — Я так не думаю, нет.

   — Тогда почему вам не позволить мне повидаться с моим женихом?

   — О, Меррик — ваш жених?

   — Мы обсуждали вопрос о браке.

   — И могу я спросить, когда должна состояться свадьба?

   — Мы не договаривались ещё насчёт даты.

   — Но за этим дело не станет? Наверное, как только он оправится от ран? — Он встал из-за стола, перешёл к окну. — Я буду откровенен с вами, мадам. Кажется, мои британские коллеги считают вас потенциально опасной женщиной — пожалуйста, дайте мне закончить. Сейчас я не придерживаюсь этого мнения, но, по крайней мере, надо изучить их утверждения. Поэтому вы здесь. Поэтому мы и беседуем.

Она продолжала ещё какое-то время изучать его руки, затем вынула платок, чтобы промокнуть испарину на собственных руках.

   — Да, но о чём мы в самом деле говорим?

   — О лояльности. Мы говорим о вашей лояльности Франции. Скажите мне, вы долго жили в Париже?

   — Долго.

   — И что вы чувствуете? Вы любите его?

   — Я люблю людей, а не места.

   — Тогда позвольте мне поставить вопрос по-другому. Во сколько мне обойдутся ваши услуги, если я найму вас для пользы французского народа?

   — А какого рода услуги вы предусматриваете с моей стороны?

   — О, я полагаю, вы знаете.

Она рассматривала его затылок, эти вводящие в заблуждение прямые плечи пугала.

   — Так ли, мсье?

   — Я думаю, вы определённо знаете. — Потом внезапно отвернувшись от окна и встав к ней лицом: — Назовите мне цену, мадам. Исключительно ради любопытства, назовите мне цену.