Любка-санинструктор

Вернулся Петров в сопровождении старшины - черноусого мужчины со шрамом над клокастой бровью, и Любка пошла вслед за ним обживать своё убежище. Выглядело оно неплохо: обшито фанерой, пол устлан досками. Лучшего Любка и желать не могла.

Старшина, дымя самокруткой, молча подождал, пока Любка устроила постель, разложила на столике медикаменты, и только после этого он сказал:

Ты, дочка, вот что: приглядывай за командиром роты. Ну, в смысле постирать и так далее. Подворотнички там, носовые платки.

- Это почему? - взъерошилась Любка. - Если я санинструктор, значит...

- Тю! Забалаболила! Не санинструктор, а женщина, ясно? Себе будешь стирать, вот заодно, - старшина досадливо крутнул головой.

- Никаких стирок. У него жена на то есть! - отрезала Любка.

Старшина потоптался на месте, покрутил ус и молча вышел.

Дождь лил по-прежнему. Его капли барабанили по брезенту, прикрывающему вход, где-то журчал ручей. На правом фланге изредка постукивал пулемет - глухо, как в подушку.

Вторая половина дня прошла в хлопотах. Любка наводила в роте порядок. Старшина только покряхтывал от досады, но беспрекословно выполнял все требования ротного санинструктора: вызвал парикмахера, собрал грязное бельё, выдал солдатам по куску мыла и сделал ещё десяток разных дел. И уже под самый вечер, когда Любка решила уснуть, к ней пришёл Воронов. Застигнутая врасплох, Любка накинула на голые плечи палатку и поджала ноги на своем узком ложе. Воронов, не замечая смущения санинструктора, присел у входа в уголке и закурил папиросу.

- Я на минуту, - начал он. - Это всё хорошо: «Чистота - залог здоровья. Мухи - переносчики инфекции. Вошь - наш враг».

Любка не выдержала и засмеялась. Воронов тоже усмехнулся.

- Ладно, - сказал он. - Я в медицине не силён. Однако вот что: с утра проверьте наличие санпакетов и постарайтесь получить недостающее количество.

Любка вспыхнула - именно об этом она и забыла. Прошляпила!

- Ещё одно: вместе со старшиной соберите у солдат противоипритную жидкость. Знаете такую? Ну, вот. Есть случаи - пьют её славяне. Нашлись химики и опыт свой распространили среди других. Этак мы без боя можем людей лишиться.

- Хорошо, товарищ старший лейтенант! - Любка поёжилась от сырости и подхватила сползавшую с плеч палатку. - Да, - вдруг вспомнила она слова старшины, - вы завтра мне подворотнички оставьте. Я их выстираю.

Воронов внимательно посмотрел на Любку:

- Это кто ж распорядился? Старшина, небось?

- Нет, нет, я сама. Я же вижу.

- Плохо! - Воронов нахмурился. - Ежели вы видите - плохо. Виноват, исправлюсь - Он ухватил пальцами замусоленный подворотничок и с треском оторвал его. При этом он зацепил верхнюю пуговицу, и она со звоном покатилась по полу.

- Вот тебе и на! Нашёл работу! - Воронов пожал плечами, пытаясь застегнуть ворот гимнастёрки.

- Эх, вы, безрукий! - засмеялась Любка. - Кто теперь пришивать будет?

- Ординарец. Кто ж ещё?

И тут Любка не удержалась.

- А жена для чего? Для мебели?

- Воронов поднял голову. Его глаза встретились с Любкиными. Губы старшего лейтенанта шевельнулись, видимо, он хотел что-то сказать - злое и едкое, но промолчал, потому что Любка, забыв о смущении, соскочила на пол и сунула босые ноги в сапоги.

- Давайте-ка я пришью. Разве мужики на это способны? Горе с вами! - Её руки быстро прихватили ниткой отскочившую пуговицу. - Только в следующий раз не приходите, когда я ложусь спать. - Любка зябко повела плечами и мальчишеским движением поддернула сползающую юбку. Струя холодного воздуха потянула из двери. Любка повернулась и увидела младшего лейтенанта с узкими погончиками - жену Воронова.

- Валентина? - удивленно сказал Воронов.

- Как видишь, - вошедшая мельком окинула взглядом Любкино жилище. - Извини, что помешала. Извините! - Подчеркнуто вежливо, с иронией сказала она Любке. - Я уведу от вас на несколько минут мужа.

Любка, поспешно натягивая для чего-то гимнастёрку, растерянно посмотрела вслед вышедшим.

- Дура я! - опять выругала она себя. - Эта Валентина ещё бог знает что подумает. Всё-таки жена.

Однако злость - почти беспричинная – заставила её довольно усмехнуться. Подумаешь! Сама с начмедом целуется!

И Любка, загасив моргас, вновь разделась и уснула сном праведницы.

А Воронов шёл с женой, посвечивая под ноги фонариком, и молчал. Говорила Валентина. И говорила она обычные бабьи слова, глупые, но поэтому особенно едкие и обидные, от которых хотелось ругаться. Однако он молчал и только поскрипывал зубами, когда уж очень хотелось выругаться.

- Скажи кто другой, я бы никогда не поверила, - говорила Валентина, - но я сама убедилась сейчас. Пользуешься своим положением? Какая-то рыжая девчонка, дрянь, полковая девка

- Перестань! - морщась, словно от зубной боли, сказал Воронов. - Ну, перестань. Смотри - она за тебя мне пуговицу пришила.

- Ах, вот что?! Позволь спросить, она за меня будет и другие женские обязанности исполнять?

Воронов не выдержал и вполголоса выругался.

- Иди, - сказал он. - Иди! Если не хочешь услышать неприятности!