Ванька был уже не тот, каким я его помнил. Несмотря на то что прошло всего три месяца, изменения явно были видны. Сейчас он свободно разъезжал на метро. Добирался из школы в Аничков дворец, где занимается в Морском клубе «Юнга», потом домой. Еще он изменился внешне. За небольшое время проживания в Питере даже вырос на 7 сантиметров. Его словарный запас расширился, появилось чувство юмора. Вечером я вышел с ним прогуляться. В декабре в Питере еще не было снега, Ванька рассекал на подаренном ему еще в сентябре, на день рождения, велосипеде, хвалился своим мастерством.
– Мне как-то не верится, что вы здесь! – признался он, улыбаясь.
– Поверь, Вань, мне тоже не очень верится, что я в Питере! – ответил я.
Время шло. Через месяц я нашел работу, еще через некоторое время решился вопрос с жильем.
Выходные дни я проводил с Ванькой и его приемными родителями. Хотя мальчик злился, когда я называл Алену и ее мужа приемными родителями. Было видно, как он искренне привязывается к своей новой семье.
Год спустя, во время прогулки по ночному Петербургу, мы с Ванькой разговорились о прошлом. Ванька внезапно задумался и задал вопрос, который заставил меня растеряться, я даже не знал, как сразу на него ответить.
– Я вот думаю, а моя мама на небе обидится, если я буду называть Алену мамой?
После паузы я ответил, что, конечно же, нет,
– Для нее там важнее, чтобы ты был счастлив.
Время летело очень быстро. В школе Ванька делал успехи, хотя учеба и продвигалась с трудом. В морском клубе Ваньку полюбили, там у него тоже все развивалось успешно.
Но все же Ванька иногда грустил, ведь в Чапаевске в интернате у него оставался лучший друг Мишка. Он был на год старше Ваньки, и судьба у него была горькая.
Иногда жизнь наказывает безгрешного. За что? Я часто говорю, наши дети с разными судьбами, и все вроде это понимают, но насколько?
Детей, с которыми мы работаем в интернате, часто называют трудными…
Может, это и так, но чаще с ними тяжело не потому, что они плохо себя ведут, а потому, что судьба у них непростая.
Ваньку нашли зимой без сознания в сугробе у дороги рядом с мамой, которая была мертва…
Как он потом вспоминает, они переходили дорогу, а дальше… дальше… пустота. Так Ваня оказался у нас в коррекционной школе-интернате для детей-сирот.
Миша родился в большой семье. Были в самом раннем детстве у него и мама, и папа, а еще два брата и три сестры. Однако эта семья не была счастливой. Вечно пьяный отец постоянно избивал мать, были ссоры, были скандалы.
А потом отец умер, еще чуть позже сгорел дом, пятеро детей и женщина остались на улице.
Но рядом с домом находился сарай, Мишка был самый младший в семье и как никто был привязан к матери до последнего. Он до сих пор помнит эти дни: «Это был жуткий холод, а я был в одной маечке, я жался к матери». Миша говорит, мол, я всегда был рядом с мамой, просто не мог без нее.
Потом дядя Миши, брат отца, забрал всю семью к себе.
Но и тут не так все было просто. Старшая сестра Миши еще при живом отце предпочитала гулять на улице, она очень рано стала бродяжкой. Где она пропадала и что делала, Миша не знает.
Другую сестру Мишин дядя постарался поскорее выдать замуж. Миша говорит, она была хорошей девушкой и всегда тяготела к дому. Миша и у дяди находился рядом с матерью, что тоже вполне можно понять – младший, самый маленький. Но мальчик тогда многого не понимал. Мама начала сильно пить. Среднего сына забрала сестра отца, Мишкина тетя, которая понимала, что ребенок может пропасть. Со временем и дядя Миша не выдержал, маме Миши пришлось уйти, вместе с ней ушел и Миша со старшим братом. Мама нашла квартиру, но пить продолжала. Маленькая семья пьющей женщины не могла стать счастливой.
Со временем брат Миши начал бродяжничать.
Миша все реже и реже стал замечать брата дома, потом брат пристрастился нюхать клей, научился воровать, познакомился с нехорошей компанией.
Миша остался с мамой один на один, он был очень к ней привязан. Положение становилось все хуже и хуже.
Иногда с мамой случался приступ «белой горячки». Как-то раз, взяв Мишу с собой, мама отправилась к своему брату в Рузаевку, перемещались на электричке с пересадками, мама, как обычно, переборщила с алкоголем… И не узнала Мишу. Слезы не помогали, на все Мишкины причитания мама только кричала: «Где мой сын?» Мишке тогда было лет 9—10, сколько точно, он уже не помнит, но страх ребенка, оставшегося с невменяемой матерью, которая к тому же тебя не узнает, очевиден.
Пожалуй, страшнее всего для Миши было даже не потеряться, а то, что самый любимый человек на свете тебя не узнает.
Однажды мама пыталась броситься под поезд, опять Мишкины слезы. Она ненадолго опомнилась, передумала. Так Миша и рос. Неудивительно, что уличная романтика привлекла и его.
Он стал все чаще ездить в гости к дядям и тетям, гулять по городу, начал потихоньку подворовывать, иногда ночевал на улице, украденные деньги приносил матери.