Люблю тебя, мамочка! Истории приемных семей

Когда у тебя дети, когда их больше двух, а еще ты работаешь и работ у тебя тоже больше двух, вероятность появиться в музее крайне низка. «Скорее расступятся воды Красного моря». Но при совпадении множества случайных обстоятельств я оказалась на выставке, посвященной детям Индии. Там были фотографии – два зала фотографий детских лиц.

Я люблю детей. Даже в детстве они казались мне космически прекрасными существами, заслуживающими намного больше внимания и уважения, чем оказывали им взрослые. Идея кураторов выставки была в том, чтобы показать огромную социальную пропасть между детьми из обеспеченных семей и жителями трущоб. Со средним классом в Индии большие проблемы. Дети в шелках и лохмотьях, дети с браслетами из пластиковых бутылок и в золоте. Они были удивительные. Такие красивые, разные и непривычные, оттого притягательные и волнующие.

Я стояла у портрета мальчика, а мальчик смотрел на меня черными глазами-маслинами, и этот взгляд проникал в самое сердце. Я была готова увидеть его рядом. Принять как своего ребенка.

На стендах рассказывалось, что Индия одна из лидеров по количеству детей-сирот, но моих знаний вполне хватало, чтобы понимать, что международного усыновления в России нет и в ближайшем будущем не предвидится. Я понимала, что мне не заполучить маленького индийского сироту в свою московскую жизнь.

Я сфотографировала портрет мальчика, поставила заставкой на телефон и нырнула обратно в свою реальность. Мальчик был со мной, когда звонил будильник, когда я смотрела на часы и когда засыпала. Он сжился с моим телефоном, близкий и недоступный.

С выставки прошло около года, я была дома и делала то, что делаю, когда никто не видит, – листала пополнившуюся малышами федеральную базу данных детей-сирот. И нет, я не собиралась брать еще одного ребенка, нет, у меня не было документов на руках, нет, я не думаю, что я сумасшедшая. Я просто смотрела на них и мысленно изо всех сил посылала каждому самых лучших в мире родителей.

На 20 какой-то странице я увидела его. Маленький мальчик со смешным мягким хохолком черных волос и трогательно сложенными на груди ручками. Его звали как древнего пророка, он жил на севере, и мама дала свое согласие на его усыновление. Я листала дальше, но не хотелось. Хотелось узнать все про мальчика с 20 какой-то страницы.

Но, помните, ведь я не сумасшедшая? У меня четверо детей, трое из них дошкольники, и я совершенно никак, ни в каком случае не смогу взять еще одного. Я посмотрела на него через неделю. Он казался мне самым красивым младенцем в мире, и я не понимала, почему он там, в этой базе, и тысячи приемных родителей не обивают пороги опеки северного города, расталкивая друг друга, чтобы получить такое сокровище.

Вот ему исполнилось 4 месяца. Наступило лето. Я обновляла его анкету каждый день, а потом, как-то незаметно пришла в опеку и сказала, что хотела бы обновить заключение о возможности быть усыновителем. Может, за счет лета, может, за счет «не в первый раз» я сделала это примерно за пару недель. Клик – обновить браузер, клик – обновить документы. Потом был какой-то отпуск. И поскольку я ведь взрослая и совсем не сумасшедшая, то честно не стала торопиться и сказала, что после отдыха обязательно позвоню.

Рабочий августовский день у регионального оператора банка данных детей-сирот в северном городе начался с меня. Стандартное (на всякий случай неуверенным просительным голосом): «А у вас вот мальчик такой, он свободен»? Пауза, всегда пауза. Их, что ли, на каких-то курсах всех обучают делать паузы? «М.? Вы знаете, он свободен, но с ним есть проблемы, у него мама иностранка, и ему гражданство не дают, ну и внешность такая, поэтому никто не едет. Там написано у нас, что усыновление, но его только под опеку, а там не знаю, получится ли ему гражданство сделать или нет».

Любые проблемы, связанные не со здоровьем ребенка, я проблемами не считаю. Если бы в моей голове были колокольчики, трубы и флейты, думаю они бы исполнили что-то прекрасное. Свободен! Свободен! И дети, и работа, и снова памперсы-бутылки-кроватки – все это сразу стало совершенно решаемым и не страшным. «А иностранка, это что значит, мама его, она откуда?» – «Из Индии, и мама и папа, оба родители, он индус, девушка».

Дальше была история как из индийских фильмов, где парень и девушка знакомятся в России, но не могут быть вместе из-за родственников и тысячи обстоятельств, связанных с религией и учебой; рождается ребенок, и они оба от него отказываются.

Я прилетела к моему мальчику через два дня. Ему было 5,5 месяца. Я не видела его новую фотографию, но знала, какой он. Трехчасовой полет, такси, бумажка, дающая тебе право изменить чью-то жизнь, снова такси, место, ставшее для него домом, особенный запах детских обедов и чистоты. Я сидела лицом к двери и знала, что сейчас она отворится и я увижу своего сына.