Люблю твои воспоминания

— О! — Видно, что на него это произвело впечатление. — Что ж, я надеюсь, у вас работают лифты, потому что я не могу идти по яблокам, у меня Кэдбери барахлит, — продолжает веселиться он.

Я зажмуриваюсь.

— Яблоки и груши — это лестница, а батончик «Кэдбери» — спина, — говорит он тем же голосом, каким рассказывал мне детские стишки, когда я была маленькой девочкой.

— Понимаю, мистер Конвей.

Я беру ключ и направляюсь к лифту, папа ковыляет за мной через фойе. Я нажимаю на кнопку третьего этажа, и двери закрываются.

Номер стандартный, чистый, и меня это устраивает. Наши кровати, на мой взгляд, стоят друг от друга на достаточном расстоянии, есть телевизор и мини-бар, который привлекает внимание папы, пока я наполняю ванну.

— Я бы не отказался от капли штрафа. — Его голова исчезает в мини-баре.

— Ты хочешь сказать вина?

— Нет, бренди.

Наконец я погружаюсь в горячую успокаивающую воду, пена поднимается как взбитые сливки на мороженом.

Мыльные пузыри щекочут нос и покрывают тело, соскальзывают через край и опускаются на пол, где, потрескивая, медленно исчезают. Я ложусь и закрываю глаза… Стук в дверь.

Я не обращаю на него внимания.

Опять стук, на этот раз немного громче.

Я опять не отвечаю.

Бабах! Бабах!

— Что? — кричу я.

— Ой, прости, я думал, что ты там уснула, дорогая.

— Я в ванне.

— Я знаю. Ты там поосторожней. Можешь задремать, сползти под воду и захлебнуться. Так случилось с одной из кузин Амелии. Ты знаешь Амелию? Она иногда навещает Джозефа, живущего дальше по улице. Но теперь она не заходит так часто, как раньше, из-за этого несчастного случая в ванной.

— Папа, я ценю твою заботу, но со мной все в порядке.

— Хорошо. Тишина.

— На самом деле я не это хотел сказать, Грейси. Я хотел узнать, долго ли ты там еще пробудешь.

Я хватаю желтого резинового утенка, стоящего на краю ванной, и душу его.

— Дорогая? — спрашивает он тоненьким голосом. Я держу утенка под водой, пытаясь его утопить.

Потом отпускаю, и он выпрыгивает на поверхность, глядя на меня глупыми глазами. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

— Около двадцати минут, папа, это ничего? Тишина.

Я снова закрываю глаза.

— Э-э, дорогая. Просто ты там уже двадцать минут, а ты знаешь, как моя простата…

Я больше ничего не слышу, потому что вылезаю из панной, тихо рыча от злости. Ноги скользят по полу ванной, с меня течет мыльная вода. Я накидываю на себя полотенце и открываю дверь.

— А, Вилли свободен, — улыбается он.

Я кланяюсь и показываю рукой на унитаз: «Ваша колесница ждет вас, сэр».

Смущенный, он шаркает внутрь и закрывает за собой дверь.

Мокрая и дрожащая, я перебираю бутылочки красного вина в мини-баре. Беру одну и изучаю этикетку.

Тотчас у меня в голове вспыхивает картинка, такая яркая, что я чувствую, как будто переношусь куда-то.

Корзина для пикника, в ней бутылка с такой же этикеткой, красная с белым клетчатая ткань расстелена на траве, светловолосая девочка в розовой пачке кружится в танце. Вино в бокале. Звук ее смеха. Щебет птиц. Детский смех вдалеке, лай собаки. Я лежу на клетчатой ткани, штаны закатаны выше лодыжек. Волосатых лодыжек. Я чувствую, как солнце опаляет мне кожу, под солнцем танцует и кружится маленькая девочка, иногда она заслоняет свет, иногда меня ослепляет сиянием. Передо мной возникает рука с бокалом красного вина. Я смотрю на лицо женщины. Рыжие волосы, немного веснушек, она нежно улыбается. Мне.

— Джастин, — поет она. — Земля вызывает Джастина.

Девочка смеется и вертится, длинные рыжие волосы развеваются от легкого ветерка…

Потом все пропадает. Я снова в номере отеля, стою перед мини-баром, с волос на ковер течет вода. Папа наблюдает за мной, смотрит с любопытством, его рука вытянута вперед, как будто он не знает, прикоснуться ко мне или нет.

— Земля вызывает Джойс, — поет он. Я откашливаюсь:

— Ты все?

Папа кивает и провожает меня взглядом в ванную. По пути туда я останавливаюсь и оборачиваюсь к нему:

— Да, я забронировала билеты на балет сегодня вечером. Если ты хочешь пойти, нам нужно выходить через час.

— Хорошо, дорогая. — Он медленно кивает и смотрит на меня, в его глазах знакомое выражение беспокойства. Я помню это выражение еще с тех пор, когда была ребенком, — как будто я первый раз сняла дополнительные колеса с велосипеда, и он бежит рядом со мной, крепко держит руль и боится отпустить меня.

Глава двадцать четвертая

Папа тяжело дышит рядом со мной и крепко держит меня под руку, пока мы медленно идем к Ковент-Гардену. Второй рукой я обшариваю свои карманы, пытаясь нащупать его сердечные таблетки.

— Папа, обратно в отель мы точно едем на такси, можешь даже не спорить.

Папа останавливается и смотрит вперед, делая несколько глубоких вдохов.

— Тебе плохо? Сердце? Может, сядем? Остановимся и передохнем? Пойдем обратно в отель?

— Замолчи и посмотри, Грейси. Знаешь, сразить меня может не только сердце.

Я поворачиваю голову — и вот он, Королевский оперный театр, его колонны подсвечены в честь вечернего представления, красная ковровая дорожка покрывает тротуар перед дверью, в которую стремятся толпы людей.