Люблю твои воспоминания

Во что же я все-таки превратилась? В трусиху. Струсила и позвонила в дверь, чтобы не дать Джастину рассказать Элу об их отце, а потом, испугавшись, что играю в бога с двумя незнакомцами, бросилась наутек, прыгнула и приземлилась на дне контейнера. Какая метафора. Я не уверена, что вообще когда-нибудь осмелюсь с ним заговорить. Не представляю, как я найду слова, чтобы объяснить то, что чувствую. Наш мир не слишком спокойное место, и истории вроде этой часто печатаются на страницах таблоида «Enquirer» или в женских журналах. Помимо самой истории, там красовалась бы я на кухне у папы, одиноко глядящая в камеру. Без косметики. Нет, расскажи я ему все, Джастин ни за что бы мне не поверил, — но поступки красноречивее, чем слова.

Лежа на спине, я смотрю вверх на небо. Лежа на животе, облака смотрят вниз прямо на меня. Они удивленно проплывают над женщиной, лежащей в контейнере, и созывают отставших, чтобы и те насладились этим зрелищем.

Собирается все больше облаков, спешащих поглазеть, о чем ворчат остальные. Потом и они проплывают мимо, оставляя меня любоваться синим небом с редкими белыми клочками. Я едва ли не слышу, как громко смеется моя мама, предлагая друзьям взглянуть на ее дочь. Представляю, как она заглядывает за край облака, свесившись слишком далеко, как папа на балконе в Королевской опере. И сама улыбаюсь своим мыслям.

Теперь, выбираясь из контейнера и стряхивая с одежды пыль и мусор, я пытаюсь припомнить, какие еще из тех дел, которые, по желанию ее отца, должен выполнить тот, кого он спас, называла Бэа.

— Ради бога, Джастин, успокойся. Ты меня нервируешь. — Дорис сидит на ступеньке, наблюдая, как Джастин расхаживает по комнате.

— Не могу я успокоиться. Разве ты не понимаешь, что это значит? — Он протягивает ей две карточки.

Она широко распахивает глаза:

— Ты спас кому-то жизнь?

— Ну да. — Он пожимает плечами и перестает метаться по комнате. — В этом нет ничего особенного. Просто иногда ты должен сделать то, что от тебя требуется.

— Он сдал кровь. — Эл кладет конец неудачной попытке брата прикинуться скромным.

— Ты сдал кровь?

— Он же так познакомился с Вампирой, помнишь? — напоминает жене Эл. — В Ирландии, когда они говорят: «Давай по пинте?», нужно быть осторожным.

— Ее зовут Сара, а не Вампира.

— Значит, ты сдал кровь, чтобы попасть на свидание. — Дорис складывает руки на груди. — Ты хоть что-нибудь делаешь на благо человечества, или это все только для самого себя?

— Эй, у меня есть сердце.

— Хоть оно и на пинту легче, чем раньше, — добавляет Эл.

— Я потратил достаточно личного времени, помогая разным организациям — колледжам, университетам и галереям, — которые нуждались в моих знаниях. И я не был обязан это делать, но согласился ради них.

— Ага, и ты наверняка заставлял их платить за каждое слово. Вот почему он, когда запинается, вместо «черт» говорит «да что же это такое».

Эл и Дорис покатываются со смеху, толкая и пихая друг друга локтями, как безумные. Джастин делает глубокий вдох:

— Давайте вернемся к насущным вопросам. Кто посылает мне записки и выполняет поручения?

Он снова начинает мерить шагами комнату, кусая ногти:

— Может быть, это Бэа решила так пошутить? Она единственный человек, с которым я говорил о том, что заслуживаю благодарности за спасенную жизнь.

Пожалуйста, только бы это была не Бэа.

— Ну, парень, ты и эгоист! — смеется Эл.

— Нет. — Дорис качает головой, так что кольца в ушах бьют ее по щекам. Зачесанные назад и закрепленные лаком волосы при этом не сдвинулись даже на миллиметр. — Бэа не желает иметь с тобой ничего общего, пока ты не извинишься.

Нет слов, чтобы объяснить, как ты ей противен.

— Что ж, спасибо Господу и на том. — Он мечется по комнате, не находя себе места. — Но она наверняка рассказала кому-то, другого объяснения я не нахожу. Дорис, узнай у Бэа, с кем она об этом говорила.

— Хм! — Дорис задирает подбородок и отворачивается. — Ты мне недавно наговорил гадостей. Не знаю, смогу ли я тебе помочь.

Джастин падает на колени и подползает к ней:

— Дорис, пожалуйста, я тебя умоляю. Я ужасно, ужасно извиняюсь. Ведь я не представлял, сколько времени и усилий ты вложила в эту квартиру. Я тебя недооценивал. Без тебя я бы до сих пор пил из стаканчика для зубных щеток и ел из кошачьей миски.

— Да, кстати, давно хотел тебя об этом спросить, — говорит Эл, прерывая его мольбы, — ведь у тебя даже кошки нет.

— Значит, я хороший дизайнер по интерьерам? — Дорис поднимает подбородок еще выше.

— Прекрасный дизайнер.

— Насколько прекрасный?

— Прекраснее, чем… — Он на секунду задумывается. — …Андреа Палладио.

Она оглядывается по сторонам. Эл пожимает плечами.

— Итальянский мастер шестнадцатого века, которого считают самым влиятельным архитектором в истории западной цивилизации, — объясняет Джастин.

— О-о! Хорошо. Ты прощен. — Она протягивает руку. — Дай мне свой телефон, и я позвоню Бэа.

И вот уже они все сидят вокруг нового кухонного стола, слушая ту половину телефонного разговора, которую озвучивает Дорис.

— В общем, Бэа рассказала Пити и главной костюмерше «Лебединого озера». И ее отцу.