Люблю твои воспоминания

Мы отворачиваемся друг от друга и медленно продвигаемся в очереди на посадку. Пытаясь заглушить стыд за свою ложь, я отправляю эсэмэски кое-кому из клиентов, с которыми встречалась до больницы, чтобы узнать, не захотят ли они посмотреть дом. Затем прошу своего верного фотографа сделать снимки. Когда мы занимаем свои места в самолете, я уже договорилась о фотографиях и установке таблички «Продается» на вторую половину дня и условилась с возможными покупателями. Супружеская пара, оба преподают в местной школе, посмотрят дом завтра во время обеденного перерыва. В конце сообщения неизбежное: «Слышала, что произошло. Мне очень жаль. Думаю о тебе. До завтра, целую, Линда».

Я сразу же удаляю сообщение.

Папа смотрит, как я быстро жму на кнопки.

– Ты пишешь книгу?

Я пропускаю его вопрос мимо ушей.

– Ты заработаешь артрит большого пальца, а это, доложу я тебе, жуткая гадость.

Я нажимаю «Отправить» и выключаю телефон.

– Так ты не врала насчет дома? – спрашивает он.

– Нет, – на этот раз уверенно отвечаю я.

– Но мне-то откуда было знать? Я не нашелся, что ему сказать.

Один-ноль в мою пользу.

– Все в порядке, папа, тебе не стоит так переживать.

– Но я переживаю.

Один-один.

– Не переживал бы, если бы не подошел к моему телефону.

Два-один.

– Ты пропадала все утро – разве я мог не подойти?

Два-два.

– Знаешь, он за тебя беспокоился. Говорил, что тебе нужно обратиться к кому-нибудь. К специалисту.

Только этого не хватало.

– Так и сказал? – Я крепко сжимаю руки, чтобы не позвонить ему прямо сейчас и не высказать все, что я о нем думаю. Перечислить все его ненавистные привычки, которые всегда меня бесили. Как он прямо в постели стриг ногти на ногах, по утрам сморкался так, что весь дом ходил ходуном, как никогда не давал людям договорить, на каждой вечеринке показывал один и тот же идиотский фокус с монеткой, над которым я всегда смеялась через силу, начиная с первого раза, как отказывался сесть и серьезно поговорить о наших проблемах, постоянно уходил во время ссор… Папин голос отрывает меня от сладких грез о расправе над Конором.

– Он сказал, что ты звонила ему посреди ночи и тараторила на латыни.

– Правда? – Во мне поднимается волна гнева. – И что ты ответил?

Он смотрит в иллюминатор, пока самолет набирает скорость на взлетной полосе.

– Я сказал ему, что еще из тебя вышел отличный викинг, бегло говорящий по-итальянски.

Я вижу, как дрожат его щеки, запрокидываю голову и смеюсь.

Счет равный.

Неожиданно он хватает меня за руку:

– Спасибо за все, дорогая, я отлично провел время. – Он сжимает мне руку и снова поворачивается к иллюминатору, глядя, как мимо проносятся зеленые поля, окружающие взлетную полосу.

Он так и не отпускает мою руку, я кладу голову ему на плечо и закрываю глаза.

Глава тридцать третья

Утром во вторник Джастин идет по залу прилета дублинского аэропорта и, прижав к уху мобильник, снова слушает автоответчик Бэа. Перед сигналом он вздыхает и закатывает глаза: его уже порядком достало ее ребячество.

– Привет, милая, это я. Папа. Опять. Слушай, я знаю, что ты очень сердишься и что в твоем возрасте все воспринимается очень болезненно, но если бы ты меня просто выслушала, то, возможно, согласилась бы со мной и когда-нибудь в старости даже поблагодарила. Я желаю тебе только добра, и я не повешу трубку, пока не сумею тебя убедить… – Тут он опускает телефон.

За заграждением в зале прилета мужчина в темном костюме держит большую белую табличку с фамилией Джастина, написанной большими печатными буквами. Под которой стоит то самое волшебное слово – СПАСИБО.

Это слово постоянно привлекало его внимание на вывесках, в газетах, в объявлениях по радио и телевизору с того самого дня, как пришла первая записка. Услышав его от прохожего, он шел за ним следом, как загипнотизированный, будто в этом слове заключался ключ к шифру, предназначенный ему одному. Это слово, как запах свежескошенной травы в летний день, плыло в воздухе. И не просто запах: с ним было связано особое ощущение, место, время года, радость перемен, жизни, которая продолжается. Оно подхватывало его, как случайно услышанная песня, знакомая с юности, как ностальгия, которая волной накрывает тебя на берегу и тянет за собой в воду, когда ты меньше всего этого ждешь, особенно когда ты меньше всего этого хочешь.

Это слово постоянно крутилось у него в голове, спасибо, спасибо, спасибо. Чем чаще он его слышал и перечитывал короткие записки, тем более незнакомым оно казалось, точно он первый раз в жизни видел эту особенную последовательность букв – так музыкальные ноты, знакомые, простые, но записанные в другой последовательности, становятся подлинным шедевром.