Нас уже видят. Из соседней ложи понимающе улыбается герр Олафсен. Он сидит ближе всего к перегородке, и ему отлично видно, как Кей прижимается ко мне. Надеюсь, хотя бы задранной юбки не замечает. И моих пылающих щек тоже – из всего освещения осталась лишь подсветка оркестровой ямы, занавес поднимается.
Я не успеваю разглядеть, кто выходит на сцену. Не успеваю понять, все же Верди сегодня дают или Россини. Кей тянет меня назад, в спасительное уединение, усаживает на себя, коротко выдыхает – и я сжимаю его в себе, его и вибрирующие шарики…
Тот вечер изменил мое отношение к театру раз и навсегда. И к милым маленьким сюрпризам – тоже. Пожалуй, вскоре я отомщу милорду. Никак нельзя, чтобы коварный мерзавец и негодяй остался безнаказанным! А орудием моей мести послужат не шарики, но кое-что другое, не менее интересное. И разрази меня Призрак Оперы, если милорду Совершенство не понравится!
Глава 20. Предпоказ. Акт первый
– Ты готова, моя прелестная колючка? – спрашивает Кей из-за двери в гардеробную. В десятый раз, и все так же спокойно и тепло. Поражаюсь его терпению… нет, не терпению, а просветлению в духе дзен-буддизма. – Мы выходим через три минуты, так что если тебе все же нужна помощь, самое время сказать.
– Я готова, – отзываюсь я и в последний раз смотрю на себя в зеркало.
Настоящая леди. Изысканный макияж, непринужденно уложенные в узел на затылке и выпущенные на висках локоны, элегантнейшее платье цвета морской волны, из тяжелого шелка, в пол. Платиновое колье-паутинка с алмазной крошкой – его и подходящие серьги мы с Кеем купили позавчера днем, в Париже. Ох уж этот Париж…
Я подмигиваю своему отражению, лукавому и раскрасневшемуся. Сегодня – никакого хулиганства вроде того, что мы учинили в Гранд Опера. Сегодня – серьезное мероприятие, предпоказ «Нотр Не-Дам» для критиков, журналистов и узкого круга избранных. Сегодня Тай Роу, великий писатель, автор двух нашумевших книг и сценария к фильму самого Люка Бессона (пока не увижу фильма – все равно не поверю), снимет маску. А заодно презентует свой новый скандальный шедевр.
«Бенито».
Роман с прекрасным душещипательным финалом, который имеет вовсе шансы оказаться правдой. Уже почти: вчера вечером я позвонила ему – абонент недоступен, и написала.
«Ответь, пожалуйста, Бонни! Если тебе слабо сказать мне в глаза, что больше не любишь – просто ответь на смс. Я пойму и не буду больше тебя тревожить».
Разумеется, он не ответил. И не перезвонил.
Ну и черт с ним, с гениальным Бонни Джеральдом. В конце концов, я получила от него то, за чем летела в Штаты: он поставил «Нотр Не-Дам», он поет Эсмеральдо. А дальше… дальше будет что-нибудь новое. Не буду думать о Бонни. Лучше подумаю о Кее.
– Миледи, вас вынести на руках или вы справитесь сами? – вот, снова смеется. Паразит. Никель Бессердечный. Разве можно его не любить?
– На руках, разумеется, – отвечаю я.
Дверь распахивается. На пороге – лорд Совершенство. В черном костюме, кипенной белой рубашке, элегантный, как рояль. Стрижка чуть длиннее, чем он носил раньше – мне нравится перебирать его волосы, а Кею нравится делать меня счастливой.
– Кто бы сомневался, – он окидывает меня истинно мужским, горячим взглядом, от которого колени подгибаются и все мысли куда-то деваются. И подхватывает на руки. – Карета ждет, миледи.
Он нежно целует меня в висок (а я смущенно опускаю глаза – так же бережно, чтобы не испортить макияж, он целовал меня позавчера, в Гранд Опера: его здравомыслие больше не кажется мне скучным) и несет к лифту. Только там опускает на пол спиной к себе, жмет кнопку «минус один» и кладет руки мне на плечи. Сдержанно, почти невинно, но мое сердце бьется, как сумасшедшее, а шею и лицо заливает жар. Я слишком хорошо помню, чем мы занимались в этом лифте вчера вечером. И на той неделе тоже. И… черт, это уже стало традицией! Но не сейчас. Вот когда будем возвращаться домой…
Да, именно домой.
Странное дело. Комнату в пансионе на Санта-Монике я так и не почувствовала своим домом. А квартиру Кея – да. Почти сразу.
На заднем сидении «Бентли» мы сидим, держась за руки, и треплемся о всякой ерунде. Кей сияет, как мальчишка, подложивший ненавистной училке лягушку в сумку. Или, наоборот, поймавший изумительную певчую жабу в подарок девочке из соседнего двора.