ЛюБоль

Я в один шаг преодолел расстояние между нами и теперь возвышался над Савелием, который смело смотрел мне в глаза, хотя и боялся. Бойтесь. Мне это на руку. Уважайте, любите, но, главное, всегда бойтесь.

– И почему я так решил, по-твоему? Озвучь мне свои предположения.

– Потому что красноволосая сука вскружила тебе голову, потому что ты её хочешь. И из-за бабы, Ману, ты можешь потерять все, что завоевал. Доверие своего народа, который молится на тебя и жаждет наказания для дочери их палача. Жаждет справедливости.

Я зарычал и впечатал Савелия в стену, приподнял за шиворот над полом.

– По-твоему, я готов предать свой народ из-за этой русской шлюхи?

– По-моему, у тебя поехала из-за неё крыша. Ты сам не знаешь, что делать.

– Я могу вырвать тебе язык за эти слова.

– Можешь. Но ты знаешь, что я прав. Какой прок нам от нее? Какой? Если Лебединский никогда ее не признает твоей женой. Думаешь, он будет готов принять наши условия только ради дочери?

Я медленно разжал пальцы.

– Она согласится.

– А если…

– Я сказал, согласится! Надо будет, отрежу ей руку и сам распишусь её пальцами. Надо будет – отрежу две.

– Только бы не убить? Это не просто похоть, да?

Мы смотрели друг другу в глаза, я видел, как там на дне глаз Савы плескается понимание и разочарование, а во мне ярость растет. Голодная, жгучая, как живая. Потому что прав он. И потому что уже знает меня не один год. Потому что каждое слово, как удар хлыста по натянутым нервам и рубцами внутри. Ради суки этой. Если бы убил её там в лесу все было бы кончено.

Вот что было бы честно по отношению к моему народу, да, и по отношению к ней тоже. Но она – мой героин, и я уже не в силах отказаться от дозы.

– Не просто похоть.

– Ты мне скажи, это надо тебе лично, Ману? Она нужна тебе?

– Это надо мне лично, Савелий.

Вот я и сказал это вслух. Выплюнул как грязь и сам ею же и испачкался. Она по мне изнутри стекает. Вязкая жижа пагубной зависимости от суки проклятой, приворожившей меня к себе намертво глазами своими паршивыми, лживыми.

– Значит, сдержим людей столько, сколько возможно. Брошу слух среди наших по таборам, что надо обрюхатить шлюху, вытравить семя Лебединское и заставить Олега преклонить перед нами колени.

Я коротко кивнул, продолжая смотреть ему в глаза, вспоминая, как мы с ним познакомились, когда я беглых к себе взял, сколько раз Сава был готов умереть за меня и за свой народ. Сколько месяцев провел в услужении жирному отцу Михаилу, чтобы воплотить мои планы в жизнь.

– Священник может проболтаться.

– Не проболтается – заперт в келье. Трясется, как псина полудохлая. Боится кары Божьей или того что Лебединский узнает и отрежет ему яйца.

– Пожалуй, после венчания не мешало бы Богу его покарать.

Я расхохотался, и Сава следом за мной. Только смех натянутый, и между нами дрожит его ожидание моих решений, а у меня их нет пока. Ни одного.

– Что там с ублюдками слышно? Наш человек вернулся?

– Нет, не вернулся. Ничего нового. Шайка Удава уходит в лес. По пути наши таборы разоряют. Взяли троих тварей в плен, среди них ведьма слепая. Говорят, родная тетка Удава.

– Допросили?

– Допрашивают двоих. Ведьма слишком опасная. Четверых наших отравила ядом, прежде чем ее вырубили. Корчатся в страшных муках.

– Сам допрошу. Где она?

– Заперта сука старая.

– Отведи меня к ней. У меня заговорит.

Глава 13.1

Едва я вошел в полутемное помещение подвала, старуха к стене шарахнулась и зашипела, как ящерица. Глаза жуткие, на обоих бельма, подбородок дергается. И вонь…невыносимая вонь грязного тела. Гайдак где держал эту сучку старую? Но ведь держал и зачем-то она была ему нужна.

– Звеееерь, лютыыый, – зашипела и в стену ногтями скребётся, точно просочиться сквозь камни хочет, а я усмехнулся – знает, что в один миг ей шею сверну.

– Не бойся. Убивать тебя пока никто не собирается. А если полезной окажешься, еще и накормят.

– Интересно они знают какой ты психопат?

Её слепота – это лишь видимость, видит она намного лучше чем можно себе представить. Старая цыганка потомственная ведьма. Одна из самых сильных если верить слухам. Именно поэтому ее при себе держал Гайдак и так глупо потерял.

– Почему уходили, что за стратегия? Гайдак решил сменить место дислокации или задумали что-то?

– Две маски, а останется одна и та ненадолго.

– Я тебя погадать не просил, для этого таборные гадалки есть. Ты на вопросы отвечай, старая, иначе к рассвету твоя шкура на стене рядом с медвежьми висеть будет и вонять за версту жиром и гнилью.

Она снова зашипела, показывая мне желтые зубы, готовая драться, но в то же время смертельно перепуганная. Знает, что смерть рядом, и нервничает.

– Зло идет сюда…

– Что ты мелешь? Какое зло? Правду говори. Я терпением не отличаюсь. Голову мне не морочь.

– Старая Сара всегда правду говорит. Ведьмам запрещено лгать. Их Боги покарают и силу отнимут. Придет к тебе зло и все отнимет. Плакать будешь.

Я смотрел, как она зубами клацает и скрюченные пальцы то сжимает, то разжимает. Мимо меня смотрит, но за каждым моим движением головой ведет.

– Отдай девку. Мир еще много лет продлится.