ЛюБоль

Я жаждал Олю так сильно, что мне становилось наплевать, что нас с ней разделяет, плевать на слова монаха и справедливое замечание Савелия, на мой народ, который уже пятый день ждет, когда я отдам им на растерзание дочь их мучителя и палача или приму какое-то решение. И они правы. Они тысячу, миллион раз правы. Так и должно было бы быть за все те унижения, что они вытерпели здесь, в своем доме, когда подыхали от боли и голода под захватчиками. Детей хоронили, матерей и отцов, братьев и сестер. Мертвая долина вся костями моих собратьев усеяна. А я просто жду её согласия. Они смотрят на меня глазами, полными надежды, как на Бога, а я жду, когда эта проклятая девка просто согласится лечь в мою постель. Даже против воли, даже с ненавистью в глазах, но согласится, и она молчит… Не понимает, что от ее согласия, будь она трижды проклята, зависит её жизнь.

С первой секунды она действовала на меня, как наркотик. От возбуждения и похоти терял контроль. Думал, потому что тогда мальчишкой был. Все же пять лет прошло. А на губы её посмотрел вблизи, и все тело судорогой свело, внутренности скрутило в жгуты, в пружины ржавые. И глаза. Проклятые омуты, как вода в Океане. Тело совершенное. У меня были сотни женщин, тысячи. Красивых женщин. Шлюх и аристократок. Но ни одна не заставляла выть волком от вожделения. Грудь ее увидел, соски торчащие розовые, и дрожащими пальцами потянул за ремень, член ладонью обхватил и как в трансе двигал рукой по болезненной от возбуждения плоти, пока пальцы и ее платье семенем не испачкал. Оргазм, как адский смерч. Как агония. Казалось, под кожей все нервы полопались. С другими сутки напролет трахаю и кончить не могу, а с ней…

Её голосом «мой Хищник»… и точка невозврата пройдена. Плевать, что насильно, плевать на презрение в её глазах, на ненависть, на отвращение. Никогда женщин силой не брал. Шлюх и тех за бабки. А с ней в животное превращаюсь. Ненависть и похоть, одна эмоция страшнее другой, а от прикосновений кровь кипит, как в жерле вулкана магма, и жжет меня изнутри. Я хочу, чтобы она была моей. И она станет моей. Насильно. Против воли. Надо будет – тысячами убью её ублюдочных охранников псов ее отца, но она согласится. Не согласится – руку отрежу и подпись ее пальцами поставлю. Так и буду держать при себе безрукую. Но при себе. Рядом. Не отпущу больше.

Швырнул бутылку из-под виски в камин и голову запрокинул, закрывая глаза, а перед ними снова грудь ее идеальная, округлая, с кожей перламутровой, отливает в свете фонаря серебром. Все эти дни напивался до полусмерти, чтоб к ней снова не пойти. Моментами казалось, что легче спуститься туда, порвать на ней одежду и свернуть ей шею, а потом сдохнуть у её ног, как собака у ног хозяйки.

Глава 12.2

– Хреновое утро, Ману?

Поднял голову, нащупывая на полу маску. К черту. Сава и так не раз видел мое лицо. Уже давно не содрогается от ужаса.

– Не из лучших.

– Люди недовольны. Спрашивают, когда дочь Лебединского отдашь им. На площади дети кукол с красными волосами потрошат. А каждую скотину, которую на убой ведут сукой Лебединской называют. Выйди к ним еще раз. Поговори.

Я поморщился, поднимаясь с пола и спотыкаясь через пустые бутылки, к окну подошел, распахнул настежь. В комнату вихрем ворвались снежинки, оседая на толстый ковер из овечьей шерсти. Внизу жизнь кипит. Дети цыганские деревянными мечами колют друг друга. У одних белый флаг в руках, у других черный. До меня их голоса доносятся.

«У нас твоя дочь, Лебединский недорезанный. Мы ей брюхо вспорем и кишками, как гирляндами, двор украсим»

«Ой, как страшно. Не убивайте мою девочку. Я вам все деньги отдам за её космы красные».

Не отдаст и клпейки. И пядь земли не уступит. Хитрая тварь думать будет, как все провернуть, чтоб и овцы целы остались, и волки сыты. Его овцы и его волки.

– Отдать толпе всегда успеем. Я уже сказал, какие планы у нас на дочь Лебединского. Мы не варвары, мы не отребье и не грязные тупые цыгане, у нас свои законы есть. Она отречется от своих и станет одной из нас. Победа не всегда на поле боя случается.

– Когда, Ману? Пять дней прошло. Людям нужны ответы.

– Будут ответы. Еще троим горло перережем из ее людей и будут ответы.

– А если не согласится, что тогда? Если всех перебьешь, а она не даст согласия. Что тогда? Кого убивать будешь, чтоб отсрочить смерть дочери нашего врага? Недовольных? Как сегодня ночью? Думаешь я не знаю что Ваньку и его зятя с головорезами за стену вывели, и они не вернулись обратно? Сколько наших умрут из-за нее, Ману?

Резко повернулся и помощник отпрянул, увидев мой взгляд. А меня от злости на части рвет. Потому что прав. Потому что да! Готов убивать, чтоб заткнулись. Сколькие умрут? Не знаю. Многие. Пока я не готов с ней расстаться, умрет каждый, кто будет мне мешать или причинит ей вред.

– Ты сомневаешься в моих решениях, Сава? Во мне сомневаешься?

– Мы оба знаем, Ману, что это не самое лучшее твое решение, и оба знаем, почему ты так решил.