А уж как они сражались друг с другом из-за моего меню! Все вчитывались в него, пытаясь разглядеть там приметы его последней воли – и все ошибались. Хид всегда с трудом могла разобрать написанное от руки, но ей бы в 1971 году следовало догадаться, что «милая малютка Коузи», кому ее муж хотел в 1958 году завещать свою недвижимость, – это не она и не Кристин, а младенец, который был тогда на подходе. Они так и не поняли очевидного – и это засвидетельствовано мной и нотариально заверено женой Бадди Силка, – что он все хотел оставить Красотке! Всё. Абсолютно всё. Кроме одной из яхт, которую он завещал Сэндлеру Гиббонсу. И это неправильно. Если бы мне позволили прочитать то, что я подписала в 1964 году, когда шериф пригрозил прикрыть курорт, когда сопливые юнцы осыпали его оскорблениями и целые кварталы были охвачены пожарами, мне, возможно, удалось бы его тогда остановить – очень аккуратно – и не позволить отдать все, что мы создали своим трудом, той, которая это все разбазарила бы и никогда бы не стала жить там или рядом и которая готова была скорее взорвать этот отель, чем смотреть, как он стоит вечным напоминанием о том, что ее туда не допускали, – и это при том, что она-то и была главным уловом всех его рыбалок. Что бы там ему ни нашептало его сердце, это неправильно. Если бы я ту бумагу прочитала в 1964 году, а не в 1971-м, я бы поняла: последние семь лет своей жизни он не предавался самобичеванию и раскаянию, как всем казалось, а вынашивал свою месть, и его ненависть к женщинам, живущим в его доме, не знала границ. Поначалу они его разочаровали, потом вызвали отвращение, а под конец превратили его дом в бочку со змеями, а дело всей его жизни – в назидательный урок по истории черных. Он так и не понял: мечта – это всего лишь напомаженный кошмар. И даже если он и считал себя вправе, я не могла позволить ему выгнать своих родных на улицу. Мэй было за шестьдесят, и что бы ее ожидало? Провести остаток жизни в смирительной рубашке? Хид было хорошо за сорок. А ей что прикажете делать? Вернуться к родичам, с которыми она не виделась со времен президента Трумэна? А Кристин – какими бы глупостями она тогда ни увлекалась, надолго бы ее не хватило. И я нашла единственное решение. Настойка наперстянки, если знать, как ее приготовить, действует быстро и безболезненно. Он и так был слаб умом, и в восемьдесят один лучше бы соображать не стал. Нужно было решиться… И задолго до того, как в нашу дверь постучался гробовщик, я разодрала в клочки ту зловредную бумаженцию. А мое меню сработало на ура. Дало им повод держаться вместе, а может, и оценить по достоинству мудрость языка. Если язык использовать с умом, он избавит вас от зорких Полицеглавов, что охотятся за беспутными женщинами и невоспитанными детьми-оболтусами. Этому трудно научиться, но я знаю, по крайней мере, одну женщину, которая смогла. Над ней нависли их широкополые шляпы, и вода стекала с их косматых бород, а она распугала всех, лишь произнеся одно слово – или это была песня?
