Любовь

Джуниор сидела, обхватив колени. Раскачиваясь вперед-назад, она вспоминала, как Ромен вытащил из воды ее изуродованную ступню и лизнул языком, словно леденец на палочке. И когда они вылезли из ванны, мокрые и чистые, как два елдака, – тогда вот она и ощутила это чувство парения. Словно соскользнула в глубокий колодец, отчего у нее закружилась голова, но одновременно тело наполнилось приятной легкостью. И надежная защищенность, которую она ощутила в первую ночь в этом доме, сменилась нервно мерцающим ярким светом – приятным и в то же время пугающим. Лежа на спине, она закрыла глаза, чтобы до конца погрузиться в это странное чувство. Наконец она повернулась и посмотрела на лицо Ромена. После объятий он крепко спал, чуть разжав губы и неслышно дыша, не шевелясь. Этим красивым мальчиком она лакомилась так, словно он был вкуснейшим угощением на вечеринке по случаю ее дня рождения, которую никогда и никто для нее не устраивал. Мерцание усилилось, и вдруг она поняла, что это. Ее охватило никогда ранее не испытываемое, совершенно незнакомое, абсолютно неведомое состояние, заставившее ее почувствовать себя полностью раскрывшейся и целокупной, словно это прикосновение языка к леденцу одобрило и утвердило ее существование. Вот почему, когда он во второй раз задал вопрос, она выложила ему всю правду. Понятное дело, только факты. Она была удивлена его реакцией: «И ты их бросила там?» – как и его внезапным бегством. Потянувшись к выключателю лампы, он схватил ключи от машины и мигом оделся – будто пожарник по тревоге. Он крикнула ему: «Ромен!», потом «Что такое?» Он не ответил. Он убежал.

Джуниор встала с кровати и пошла бродить по дому. Ей не хотелось ни видеть Добряка, ни унюхивать его лосьон. Его уже не было несколько дней, он не появился на чердаке в отеле, не вернулся в свой кабинет. Глядя в упор на портрет, она чуть не поведала ему про свою проделку с меню, отогнав подозрение в том, что он ее предал, а когда Ромен вернулся, то все мысли о Добряке вылетели у нее из головы. Леденец уже был облизан, и Добряк навсегда исчез с портрета, оставив ее, с легким головокружением, одну – с Роменом. А тот убежал. Прочь от нее. Со всех ног.

В полном недоумении она походила по комнатам и наконец забрела на кухню. Открыла духовку и, присев на корточки, начала отковыривать с почерневшей бараньей ножки куски корочки и жадно запихивать себе в рот. Но мерцающий яркий свет, ослепивший ее всего час назад, не померк. Не в тот момент.

Ромену пришлось нести обеих вниз по лестнице. Сначала одну, потом другую. Уложив покойницу на широком заднем сиденье, он помог другой женщине примоститься спереди.

– Она ушла?

– Нет, мэм. Она в доме.

Кристин не позволила Ромену везти ее в больницу и настояла, чтобы он вернулся на Монарх-стрит. Когда они добрались до места, уже рассвело. Окна окрашены персиковой глазурью, дом вдыхает влажный воздух, на облупившихся стенах выступила испарина. Ромен относит Кристин вниз, в кухню. Он не успевает усадить ее на стул, как вбегает Джуниор – глаза округлившиеся, настороженные.

– О, я так рада! Хотела позвать на помощь, но никого не нашла. А потом пришел Ромен, и я сразу послала его за вами. Вы в порядке?

– Жива.

– Я сварю кофе, ладно? А где?..

– Зайди-ка туда и закрой за собой дверь, – сгорбившись, держась за Ромена одной рукой, а другой вцепившись в спинку стула, она кивает головой в сторону прежней комнаты Л.

Джуниор глядит на Ромена. Он – на нее, ожидая встретить мольбу в ее взгляде. Но мольбы нет, только испуганное недоумение. Не страх и не вопрос. Ромен смотрит не мигая и, пока она пятится к двери, наблюдает, как испуганное недоумение превращается в холодное обдумывание, а потом – в хмурое осознание. Глаза смотрят в пол. От ее самоуверенности не остается и следа.

– Иди-иди!

Не поднимая глаз, Джуниор поворачивается, заходит в комнату и захлопывает дверь.

– Запри ее! – велит Кристин. – Ключ в ящике для хлеба.

Ромен помогает ей сесть на стул, потом запирает дверь и отдает ключ.

– Надо отвезти тело в морг. Найди телефон и вызови «Скорую». И поторопись.

Ромен собирается уходить.

– Постой! Спасибо тебе, Ромен! От всей души: спасибо!

– Да, мэм, – отвечает он и идет к двери.

– Погоди, – снова говорит она. – Захвати одеяло, вдруг она замерзнет…

Оставшись в одиночестве, Кристин ведет разговор со своей лучшей подругой, которую сейчас повезут в морг.

«Что нам с ней сделать?

Пулю всадить – самое оно!

Ты как?

Так себе. А ты?

Как в тумане.

Пройдет.

Уверена, она обмозговывает, как ей оттуда выбраться до приезда «Скорой».

Нет, это вряд ли. Уж ты мне поверь.

Ха, через минуту начнет орать. Думаешь, ей стыдно?

Да уж наверное».

Возвращается Ромен с одеялом.

– Я мигом назад. Не беспокойтесь, – говорит он, отворяя дверь на улицу.

– Не задерживайся! – Она поглаживает ключ большим пальцем.

«Может, нам выпустить эту бездомную дрянь?

Ее можно бы и оставить, но на определенных условиях.

Да какая разница!

Мне? Никакой. Она тебе тут нужна?

Зачем? У меня есть ты.

От нее одни неприятности.

От нас тоже.

Приветик, Красотка!»