Любовь

Должна сказать, что я выслушала всю эту историю с величайшим удовольствием. Действительно прекрасная история. Душераздирающая. Даже если перейти на серьезный тон, благородства с обеих сторон — пруд пруди... Слушала я с удовольствием до того момента, когда он упомянул мою персону, сказав, что хотел пригласить меня в свидетели. И именно тут мне показалось, что он портит всю мелодию, потому что уж кто-кто мог быть у него свидетелем, но только не я. Ведь я про себя думала и готовилась, если уж говорить откровенно, совсем к другому... Вовсе не к тому, чтоб идти с ними в загс свидетелем. Но теперь ничего не поделаешь. И я сказала:

— Мне тоже очень жаль... Когда отец мне передал, что меня спрашивал какой-то Стефан, я так и поняла: что-то случилось. Других Стефанов я не знаю. И все-таки, сказать по правде, я никак не думала, что у вас все так хорошо устроится...

Странную картину, должно быть, представляли мы с мальчиком Стефаном у столика в доме Ирины. Вчера женился, а сегодня сидит тет-а-тет с молоденькой девицей.

И девица эта очень недурна. У нее зеленоватые глаза и красивые волосы, каштановые, с чуть рыжеватым отливом. И на лице у девицы грустная улыбка, и от этого она, наверное, кажется красивее, в грустных физиономиях всегда есть что-то привлекательное. Тонкая ее шейка словно надломилась, и короткие волосы крылышком повисли над глазами... Губы у нее пухлые и немножко выпячены, потому что девушка печальна, но время от времени она чуть улыбается, и тогда, если вглядеться, на щеке у нее можно увидеть чуть заметную, но заметную все-таки, ямочку...

Пока мы так сидели с мальчиком Стефаном и я слушала его историю, я словно бы вдруг увидела и себя и его со стороны. Я думаю, это нередкое явление и бывает это, когда ждешь одного, а случается совсем другое, вообще, когда обманываешься в каких-то своих надеждах или планах, или бог знает в чем. Тогда надо начинать все с начала, браться с какого-то совсем другого края... И при этом становится ужасно себя жалко.

Тут я все-таки задала ему один вопрос:

— Я хочу вас спросить... Мне не совсем понятно. Почему вы хотели, чтоб я была у вас свидетелем? Именно я?

Стефан задумался. Я почувствовала, что ему неприятно. Не вообще неприятно, а оттого, что надо это объяснять.

— Да... мне кажется, это ясно... Я вам очень благодарен. Те первые дни в больнице, вы ведь помните, каково мне было... Никто вас не заставлял сидеть около меня. А вы сидели, и на меня это страшно действовало... Успокаивало меня. Я думаю, мне всегда будет хотеться быть вашим другом.

— И все-таки мне не совсем понятно, — сказала я.

Когда хочешь услышать о себе что-то приятное, становишься очень настойчивой и даже нахальной. Поэтому я и продолжала его допрашивать.

— Я вам объясню... Только вы на меня не сердитесь.

— Не буду.

Все же он колебался. Но наконец сказал:

— Еще недавно я ведь думал, что тот инженер действительно существует. Ну, и меня как-то утешало, что, когда Ирина выйдет замуж, мне будет кому позвонить... Может, пожаловаться или еще что... Вы ведь единственный человек, который посвящен в тайну Ирины и ребенка... то есть, знает, что у ребенка нет отца... С вами я мог говорить обо всем... Да и сейчас вы одна знаете, как все было на самом деле, а никто другой никогда и не узнает... Поэтому я хотел, чтоб вы были у нас свидетелем, чтоб вы были нашим другом навсегда... Моим и Ирины. Мне очень хочется!

Я молчала, обдумывая его слова.

— Может быть, — добавил он, — вам это кажется немножко странным... Видно, я не могу толком объяснить. А впрочем, что тут объяснять. Хочу, чтоб мы были друзьями, и все тут.

ГЛАВА XXVI

В шесть Стефан позвонил Ирине по телефону. Это была его идея. Он решил непременно нас познакомить.

Когда девушка появилась, я чувствовала себя неловко, даже вроде бы виновато и ждала, как она будет на меня реагировать.

А она никак не реагировала. Просто мы поздоровались, и она улыбнулась — показала красивые белые зубы.

Мы снова уселись вокруг столика. Ирина довольно неловко пробралась между столиком и креслом. Она была немного полнее, чем следует, и постепенно будет полнеть все больше и больше. Так что неуклюжесть ее в порядке вещей. Кроме того, лицо у нее чуть припухло, у беременных всегда что-то делается с кожей, что-то словно распирает ее изнутри, и цвет лица становится какой-то молочный, бледный, но бледность эта не болезненная, а свежая, если можно так сказать.

— Вы уже знакомы, — сказал Стефан, всматриваясь в свою рюмку и таинственно улыбаясь.

— Я помню, — сказала Ирина. — Вы были тогда в белом халате, верно?

У нее был низкий голос. Со сдержанной мягкостью, которая таит в себе и обещает намного больше, чем говорит голос. Красивый голос — половина девичьей привлекательности. С первой же минуты мне стало приятно, что Ирина хороша собой, даже при теперешнем ее состоянии было видно, что она девушка, «достойная любви». А меня это обрадовало, я думаю, потому, что и мои акции при этом удерживались на достаточной высоте, — конкуренция была что надо. Прошу прощения за это коммерческое словцо, но оно вполне точно.