Любовь Алонзо Фитц Кларенса и Розанны Этельтон

Наступила пауза. Затѣмъ Алонзо услышалъ, что рыданія дѣвушки раздаются все дальше и дальше и зналъ, что она вышла изъ комнаты. Онъ всталъ съ тяжелымъ вздохомъ и поспѣшно вышелъ изъ комнаты, повторяя про себя: «Пойду искать матушку, среди ея бѣдныхъ; она убѣдитъ ее, что я никогда не хотѣлъ оскорбить ее».

Минуту спустя его преподобіе подкрался къ телефону, какъ кошка, предугадывающая дѣйствія своей добычи. Ему пришлось ждать недолго. Нѣжный, дрожащій голосъ, полный раскаянія и слезъ, сказалъ:

— Алонзо, дорогой, я была неправа. Ты не могъ сказать такую жестокую вещь. Кто-нибудь, вѣроятно, поддѣлался подъ твой голосъ изъ злобы или ради шутки.

Его преподобіе холодно отвѣчалъ голосомъ Алонзо:

— Вы сказали, что все между нами кончено. Пусть будетъ такъ. Я отвергаю ваше позднее раскаяніе и презираю его!

И онъ, сіяя злобнымъ торжествомъ, ушелъ навсегда изъ этой комнаты, унося съ собою, свое воображаемое изобрѣтеніе.

Черезъ четыре часа послѣ этого Алонзо возвращался съ своей матерью изъ ея любимой поѣздки по бѣднымъ и преступникамъ. Они позвонили въ Санъ-Франциско, но отвѣта не было. Они сѣли ждать передъ безгласнымъ телефономъ и ждали очень долго.

Наконецъ, когда въ Санъ-Франциско садилось солнце, а въ Нупортѣ было уже 3 1/2 часа, какъ наступила темнота на безпрестанно повторяемый окликъ:

— Розанна! — послышался отвѣтъ. Но увы, говорилъ голосъ Тети Сусанны:

— Меня цѣлый день не было дома. Только-что вернулась. Сейчасъ отыщу ее.

Они ждали двѣ минуты, пять минутъ, десять минутъ. Наконецъ, донеслись до нихъ слѣдующія зловѣщія слова:

— Она уѣхала со всѣмъ своимъ багажемъ къ другой знакомой, сказала она слугамъ. Но я нашла на столѣ въ ея комнатѣ вотъ какую записку; слушайте: «Я уѣзжаю, не старайтесь меня разыскать. Сердце мое разбито. Мы больше никогда не увидимся. Скажите ему, что я всегда буду вспоминать о немъ, когда буду пѣть свою бѣдную. „Скоро, скоро“, и никогда не вспомню злыя слова, которыя онъ сказалъ про нее». Вотъ ея письмо! Алонзо, Алонзо, что это значитъ? Что случилось?

Но Алонзо былъ холоденъ и блѣденъ, какъ мертвецъ. Мать его раздвинула бархатныя драпировки и отворила окно. Свѣжій воздухъ возвратилъ сознаніе страдальцу и онъ разсказалъ теткѣ свою печальную исторію. Въ это время мать его разсматривала визитную карточку, которую она нашла на полу, раздвигая занавѣски. На ней было написано:

«Мистеръ Сидней Альджернонъ, Бёрлей. Санъ-Франциско».

— Злодѣй, — вскрикнулъ Алонзо и бросился вонъ разыскивать фальшиваго пастора, чтобы убить его. Карточка объяснила все, такъ какъ молодые люди давно разсказали другъ другу всѣ свои романы, находя безконечное множество недостатковъ и слабостей въ своихъ прежнихъ увлеченіяхъ, какъ дѣлаютъ вообще всѣ влюбленные. Въ этихъ изліяніяхъ есть какая-то особенная притягательная сила, непосредственно слѣдующая за поцѣлуями и воркованіемъ.

IV

Въ слѣдующіе два мѣсяца случилось очень многое. Вскорѣ стало извѣстнымъ, что Розанна, бѣдная, страдающая сиротка, не вернулась къ своей бабушкѣ въ Портландъ, въ Орегонѣ, и ничего не написала ей, кромѣ дубликата ужасной записки, оставленной ею въ отелѣ Телеграфной Горы. Вѣроятно, она убѣдила пріютившаго ее человѣка (если только она была жива) не выдавать ея убѣжища, и всѣ попытки разыскать ее оказались безуспѣшными.

Покорился ли Алонзо? Никогда. Онъ сказалъ себѣ: «Она запоетъ эту милую пѣсню, когда ей будетъ грустно, я найду ее». Онъ взялъ ковровый чемоданъ и переносный телефонъ, отрясъ снѣгъ своего родного города съ ногъ своихъ и отправился искать ее по свѣту. Много штатовъ прошелъ онъ вдоль и поперекъ. Время отъ времени незнакомцы съ удивленіемъ смотрѣли, какъ худой, блѣдный, изможденный человѣкъ съ трудомъ лѣзъ на телеграфный столбъ въ уединенныхъ мѣстахъ, просиживалъ тамъ съ часъ времени, приставивъ къ уху маленькій ящичекъ, затѣмъ со вздохомъ слѣзалъ внизъ и печально шелъ дальше. Иногда они стрѣляли въ него, какъ крестьяне стрѣляютъ въ воздухоплавателей, принимая его за опаснаго сумасшедшаго. Поэтому платье его было все изорвано и самъ онъ весь израненъ. Но онъ все сносилъ терпѣливо.

Въ началѣ своего скитанія онъ часто повторялъ: «Ахъ, если бы я только могъ услышать: „Скоро, скоро, милый!“, но къ концу его проливалъ горькія слезы и съ тоской говорилъ: „Ахъ, если бы я могъ услышать что-нибудь другое!“

Такимъ образомъ прошелъ мѣсяцъ и три недѣли; наконецъ, какіе-то сердобольные люди схватили его и посадили въ частный сумасшедшій домъ въ Нью-Іоркѣ. Онъ не противился, потому что всѣ силы покинули его, а съ ними и всякая надежда, всякая бодрость. Надзиратель изъ жалости отдалъ ему свою собственную, удобную гостиную и свою спальню, и ухаживалъ за нимъ съ добротой и преданностью.