В Москве чуть больше трех дня, значит, дома около пяти. Набираю еще раз номер, с которого звонила Аня.
- Аня?..
- Да, Глеб Константинович.
- Что у вас стряслось?..
- Ксюша… она в полиции.
- Давно? – узнаю, чтобы понять всю серьезность.
- Уже четыре часа. А у нас был обыск.
- Бл*ть.
Пинаю чёрный московский сугроб ботинком. И что сейчас делать?
- Что нам делать? – задаёт тот же вопрос Аня.
- Закрывайтесь и ступайте домой. Позже наберу.
Залетаю обратно в машину.
Осознание, что моя девочка там сейчас совсем одна и дрожит от страха, поджигает кровь так, словно в нее впрыснули канистру керосина. Я же помню ее глаза в ту ночь, когда мы с Андреем забирали их с Настей из участка. Стояла вся бледная, как смерть, и хлопала своими длинными ресницами от испуга.
- В Шереметьево поедем, - заявляю водителю, набирая своего секретаря. Прошу ее экстренно взять билет на ближайший рейс домой.
- Часа три выстоим, не меньше, - цокает мужик.
- Похрен, - отзываюсь, прикрыв глаза.
Ей нужен адвокат.
Хороший. Лучший.
Кому можно доверять?..
В голову прокрадывается мысль, которую я пинаю словно мяч об стену.
Долинский, бесспорно, осенью по неосторожности слил слух о нашей связи Марго. Но Ксения ему нравится. Это искренне. И самое опасное для меня, что симпатия у них была взаимной.
Просто моя женщина предпочла меня.
Сам в шоке...
Пока стоим в пробке, успеваю произвести нужные звонки.
Во-первых, одному из бывших сослуживцев. От него узнаю, что Баринова Ксения Сергеевна задержана до выяснения обстоятельств. Заручаюсь поддержкой приятеля и хотя бы остаюсь спокойным, что с ней будут надлежащим образом обращаться.
Во-вторых, Долинскому. В общих чертах рассказываю суть обвинений и прошу выехать в отделение немедленно. Он, не колеблясь, соглашается и по голосу кажется взбудораженным.
Третий звонок – секретарю Бойко, которая выучила за этот день мой голос наизусть. Предупреждаю, что если ее шеф со мной не свяжется в течение часа, то я буду у него дома часов через пять и поговорю лично.
Но он не связывается… Мудак!
Телефон молчит, и эта тишина давит на мой головной мозг, как долбанный пресс. Опускаю голову и взлохмачиваю волосы.
На хрена я вообще помчался в эту Москву? Чувствовал, что не надо.
Последние три года у меня бешеное ощущение, что я несусь впереди машины под названием «Вавилон» и вот-вот она меня расплющит в щепки, которые разлетятся по асфальту. А зачем это всё? Ради чего? На жизнь я уже заработал довольно. Ни я, ни моя жена, ни мои дети голодать уж точно не будут.
В аэропорт попадаю ближе к вечеру. Вылет назначен на девятнадцать тридцать.
От Ксении пока молчание. Долинский отписывается, что допрос еще тянется.
Изводят мою девочку. Уже больше шести часов.
Мучают.
Из-за меня.
Я во всем виноват.
Каменный пол терминала вызывает только одно непреодолимое желание – биться об него башкой.
Прохожу досмотр и устраиваюсь в бизнес-зале, ожидая посадки. Уныло окидываю взглядом зону ресторана, падая в кресло.
Мобильный взрывается знакомой мелодией, которую девчонки установили на мой аппарат для своего номера телефона.
- Да, - отвечаю устало, потирая глаза.
- Привет, Громов, - томно вытягивает Марго. Я самый тупой недоумок во всем мире, если победные ноты в ее голосе мне только чудятся.
Мимо проходят пассажиры, неподалеку хохочут два сотрудника авиакомпании в специальной одежде.
- Говори, - грубо обрубаю и развязываю галстук на шее.
Следующая фраза меня ни капли не удивляет, но вынуждает прилично треснуть кулаком по спинке кресла:
- Жду тебя дома!.. Ужин уже на плите!.. Дети ждут папочку!..
Глава 48. Ксения.
Боже, когда все это закончится? Время словно застыло, как и я сама.
Несколько раз меня перемещали из кабинета в кабинет. Задавали вопросы, сыпали угрозами и статьями Уголовного кодекса.
Я не ощущаю голода, страха, все мои эмоции атрофированы и словно спрятаны в спичечную коробку.
Мне просто смертельно холодно.
Вены и артерии будто заморозились, покрылись коркой льда, который по факту состоит из чувства отвращения к себе. Первый час я просто помалкивала. Потом отвечала односложно, не зная, что сказать.
А что тут скажешь?..
Обращаются со мной все по-разному. Кто-то с явным пренебрежением и усмешкой, кто-то с противным безразличием. Сотрудники полиции, которые препровождали меня в отдел, были грубы и резки. Чувство стыда вылилось в моросящую дрожь, когда меня словно прожжённую рецидивистку выводили из торгового центра. До такой степени, что от обиды поначалу хлынули противные слезы бессилия, а позже наступил этот давящий глубокий ступор с ознобом.
Дознаватель, Валерий Степанович, лет сорока, с залысиной и расплывшейся фигурой, чрезвычайно вежлив, в особенности после того, как в кабинет залетел суховатый мужчина при погонах с тремя звездами.
- Ксения Сергеевна, как вы себя чувствуете? – осведомился он, вкрадчиво меня разглядывая.
- В норме.
Мужчина что-то еле слышно произнёс следователю, отчего тот сделался не очень довольным и помотал головой.
- Ксения Сергеевна, сейчас подъедет ваш адвокат.
- У м-меня нет адвоката, - обхватывая себя за плечи, произношу.