Любовь без размера

В отношениях вроде тех, что были у них, существовали правила. Важные и местами негласные правила, которым надо было подчиняться во благо обоих партнеров, иначе отношения не только перестанут процветать, но будут обречены на провал. Если бы Аманда разочаровала или, хуже того, ослушалась, ответ был бы простым. Он бы сообщил ей, что ей предстоит взбучка, и она бы это приняла, зная условия выбранной ими совместной жизни. Чейз тогда бы стал действовать методично, даже бесстрастно. Опрокинуть, оголить, отшлепать… как положено. Зачастую она нарочно разворачивала именно этот план действий, предвкушая возбуждение от его реакции и жаждая его господства. Они довольно часто разыгрывали эту кокетливую сценку. Она понарошку не слушалась, он понарошку наказывал. Все это обычно сопровождалось бесконечным добродушным подтруниванием с обилием угроз и совершалось по личному выбору.

Но то, что происходило сейчас, было удручающе непривычным. Если она действительно на него сердилась, значит, руки прочь. И не важно, считал ли он ее гнев уместным или нет. Ему приходилось соблюдать границы. Когда он клал ее себе поперек колен, между ними не могло быть недопонимания, не могло быть вообще. И его нисколько не привлекала воображаемая ситуация, когда Аманда была бы уступчива до такой степени, что не могла бы с уверенностью высказать, что у нее на уме. Единственное, что ему оставалось решить, – сердилась ли она на него на самом деле. Ему хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз они по-настоящему ссорились, и каждый раз это было тяжело и болезненно. Он любил ее до такой степени, что мог из кожи вон лезть, чтобы поставить ее нужды во главу угла, и она отвечала ему взаимностью. А о чем кто-либо из них мог печалиться? Он жил как в сказке, а ее назначили там принцессой. Время от времени те требования, к которым обязывало положение, выводили ее из равновесия, и ей приходилось напоминать, что он сам был частью компромиссного соглашения и что хорошее в жизни, которая им счастливо досталась, безусловно, преобладало над плохим. Но те моменты были всегда не более чем всплесками, как правило, навеянными усталостью, и вскоре верх брал ее жизнерадостный характер.

Частью пожизненного везения Чейза было то, что он встретил и полюбил Аманду. Она не была ни избалованной, ни капризной. Чем больше он ей давал, тем меньше она хотела. Она была утонченной и хорошо воспитанной, ни разу не подвела его, когда они появлялись на публике. Она разделяла его жизненные ценности, понимая, как важно отдавать, и всегда с удовольствием принимая участие в той благотворительной организации, которую он решил представлять. Для внешнего мира она была образчиком доброты и милосердия. Пока он не оставался с ней наедине, и она становилась его восхитительной негодницей, способной взорвать его самые невероятные эротические фантазии. Она тешила его фетиш, как не делала ни одна женщина до нее, чтобы удовлетворить не только его, но и свои собственные нужды, при этом никогда не вызывать у него чувства вины. И с тех пор, как они поженились, он не мог припомнить, чтобы она хоть раз заблокировала ему доступ.

Из-за плотно запертой двери не доносилось ни звука. Чейз не отрывал от нее взгляда. В поведении жены не было заранее продуманной непочтительности или ребяческого желания вызвать реакцию на провоцирующий фактор. Никаких указаний, даже намека, на то, что она хочет его общества или хотя бы внимания. Внезапно Чейзу Уокеру захотелось и самому впасть в истерику.

– Мы не ложимся спать злыми! – неубедительно крикнул он в закрытую дверь. Удрученный, он взял подушку под мышку и ушел в гостевую спальню, поближе к комнате, где заперлась Аманда. С ощущением неловкости и пустоты он кинул подушку на кровать и вышел, направившись вниз.