– Ай-ай-ай! Как мы плохо себя ведем! Цветик, любимая! Плохие люди, враги написали пасквиль на меня и, чтобы сделать мне больней, прислали книжонку тебе. И что дальше? В момент, когда я нуждаюсь в твоей поддержке, внимании, ты убегаешь. Поверив вранью, которое прочла? Только не говори мне, что хоть на секунду допустила возможность того, что я способен на чудовищные преступления в отношении Мурлыки. Нужно быть полной, извини, дурой, чтобы поверить в такое. А ты у меня умница.
Света понимала, что разговор этот наиважнейший, момент истины, перелома, выбора дороги. Она волновалась, и прежние страхи, аргументы и контраргументы – все передуманное – теснилось в голове, лезло, как многолюдная толпа в узкий проем, просилось на язык. Однако нужно было держать себя в руках, не удариться в стенания и обвинения.
– Все написанное в этой книге неправда? – уточнила Света.
– От первого до последнего слова, – подтвердил Игнат.
– И у тебя не было первой жены по имени Оксана, спортсменки?
– Была. – Игнат не мог этого отрицать. – Но рассказ о нашем браке – полная чушь.
– А потом другая женщина, Лена, родила от тебя больного ребенка?
– Дела давно забытых дней.
– Поэтому ты волновался, что и мой ребенок окажется нездоровым?
– Естественно волновался.
– Однако мне ничего не сказал.
– Послушай, Цветик! Не вижу никакой необходимости ворошить мое прошлое…
Света его не слушала и продолжала допрос:
– Ты женился на Юле и переехал в Москву?
– Допустим. – Игнату все больше и больше не нравился этот разговор.
– И выращивал картошку?
– Я никогда не выращивал картошку! – взорвался Игнат. – Я понятия не имею, как она растет, я ее видел только на тарелке. Тебе русским языком было сказано – в книжке все вранье!
– Кроме твоего богатого брачного пути. Твою нынешнюю жену зовут не Юля, а Полина, верно?
– Верно. Кстати, мне хотелось бы знать, откуда у Полины взялись наши с тобой фотографии?
– Понятия не имею. Полина знает обо мне?
– Теперь знает. Она и прислала тебе чертову книгу.
– Ты говорил, что книгу состряпали твои враги. Полина – твой враг?
– Я приехал сюда, к черту на кулички, не Полину обсуждать, а помириться с тобой, вернуть вас с Мурлыкой домой.
– Игнат, я очень тебя любила. Очень!
– В прошедшем времени?
– Не придирайся к словам, мне их трудно находить. Ты никогда полностью не принадлежал мне, как я принадлежала тебе. Это не мешало, даже, напротив, придавало моему чувству остроту. Ты был немного чужой и потому загадочный. Я никогда не подсчитывала, сколько тебя там, на стороне, и сколько со мной. Если в процентном соотношении? Девяносто там и десять со мной? Наоборот? Там десять, тут девяносто? Поровну? Повторяю: меня это не мучило и не волновало. Пока мне не открылось очевидное – у тебя есть другая жизнь. Там – корни, со мной – зеленые побеги. Старые корни держат крепче худых росточков. Ты говоришь, что в книге все вранье, но от фактов никуда не деться. Я совсем не знаю тебя. Можно ли тебе верить?
– Обидно это слышать. Разве до недавнего времени какой-нибудь мой поступок, фраза, слово навели тебя на мысль, что мне нельзя доверять? Я много раз повторял: с тобой я начал новую жизнь, с чистого листа.
– Но при этом не порвал со старой.
– Есть обстоятельства, о которых я не хочу и не буду сейчас распространяться.
– Но я должна знать, Игнат!
Она никогда не видела его таким – нетерпимым, раздражительным. В нем было что-то от начальника, преклонных лет начальника, который распекал нерадивую секретаршу.
– Мне тоже хотелось бы кое-что знать, – с недоброй усмешкой сказал Игнат. – В конце так называемого романа появляется некий рыцарь, спасающий тебя от хулиганов. Потом ты приводишь его в дом, кокетничаешь с ним, чаевничаешь. Было такое?
– Было. Только без кокетства.
– Ага! Стоило мне уехать, как ты принялась ухажеров коллекционировать.
– Не перекладывай с больной головы на здоровую!
– Еще вопрос, чья голова здесь больная. Мне надоел этот бестолковый разговор, и времени на него нет. Собирай вещи, мы едем в Москву.
– А что в Москве?
– В каком смысле?
– В прямом. Ты женишься на мне и мы станем жить как нормальная семья? Без секретов и процентного соотношения?
– Посмотрим. Но одно я тебе могу пообещать твердо, поклявшись самым святым: ты и Мурлыка ни в чем нуждаться не будете.
– Но мы нуждаемся только в тебе! А ты? Еще в чем-то?
– Поговорим об этом дома.
– Нет, сейчас!
Игнат прекрасно знал, что ультиматумы – самое последнее и чаще всего бесполезное оружие. Но, как лис, загнанный в угол, он позабыл о хитростях, не торговался, а выдвигал ультиматумы.
– Или ты едешь со мной, или между нами все кончено! – зло выкрикнул он.
Света молчала. Ей было страшно видеть Игната в гневе, страшно потерять любимого, страшно за свое будущее. Она уже хотела пойти на попятную, сдаться. Но тут из Игната посыпались упреки один обиднее другого:
– После того, что я для тебя сделал! Как сыр в масле каталась! Пылинки сдувал! И что получил в ответ? Ты просто неблагодарная идиотка!
Все Светины страхи мгновенно улетучились.