– Слушаюсь, папочка, – бормочет Марта, а Конни смеется, когда я сердито зыркаю в их сторону.
– Где Адди? Маркус, неужели ты пойдешь в этой обуви?
– Как видишь, – отвечает Маркус, протискиваясь мимо меня на кухню.
– Грейс, ты собралась?
– Нет еще, – отзывается она с шезлонга.
– Ну так начинай! – рявкаю я.
Признаюсь, Грейс уже не кажется такой очаровательной с тех пор, как перестала привлекать меня сексуально. Она опускает очки, и по ее взгляду понятно, что она догадалась о моих мыслях. Я краснею, она лениво улыбается.
– Хорошо, что я не из чувствительных. Соберусь быстрее Марты, и ты сам это прекрасно понимаешь, дружок. Вымещай свое недовольство где-нибудь подальше от меня, а то солнце загораживаешь. Или разыщи прекрасную даму, которую мы столь грубо вырвали из твоих объятий. Ты поэтому ворчишь, да? Мы испортили всю романтику, появившись тут en masse [5]
, как в потешной сцене из «Женитьбы Фигаро»?Черт бы ее побрал, эту Грейс. Вечно забываю, что за гламурным фасадом, праздностью и культурными аллюзиями таится проницательная натура. Она ослепительно улыбается и закрывает глаза очками. Я же спускаюсь к лужайке.
Рядом с машиной Грейс припаркована другая, незнакомая. Чуть дальше, в тени деревьев, Адди разговаривает с девушкой – должно быть, это и есть Деб. У незнакомки кудрявые черные волосы и слега смуглая кожа. Она стоит на цыпочках, пританцовывая, футболка сползла с плеча. Даже отсюда заметна ее беспечная уверенность в себе, которую мы обычно изображаем на фотографиях в соцсетях.
Подходя к ним, я любуюсь Адди. Искренняя широкая улыбка, никакой скованности, легкий смех, в глазах блеск и остроумие…
– Тот, что с лысиной? – интересуется Деб, поглядывая на террасу.
Меня, похоже, не видно за громоздкой машиной Грейс.
– Чего? Нет, чучело, это его дядя! – смеется Адди.
– Ясненько. Значит, тот, с хвостиком и повязкой?
– Нет, – резковато отвечает Адди. – Это Маркус, друг Дилана.
Выхожу из тени, чтобы не казалось, что я подслушиваю. Адди сияет, заметив меня, и в груди взрываются фейерверки.
– Вот он! Дилан, познакомься с моей сестрой.
Деб оглядывает меня с ног до головы так беззастенчиво, что я чуть не смеюсь. Они с сестрой ничуть не похожи, но в то же время в ней есть что-то от Адди – в наклоне головы, во внимательном прищуре глаз.
– Интересно. Из всех них тебе по душе этот, с членом на лбу?
Сейчас
Жара безумная, и все в машине меня бесят!
Я за рулем, на соседнем сиденье Дилан. Мы только проехали Сток-он-Трент, впереди еще триста с лишним километров на юг.
– Еда осталась? – спрашивает Маркус.
Не надо даже в зеркало смотреть, по звуку понятно, что Родни предлагает ему оладушек.
– Не пойдет! Прости, Роддерз. – Вздохнув, Маркус пытается заглянуть в багажник в поисках запасов.
– Бога ради, – закатывает глаза Деб, – осторожнее размахивай руками! Адди, но мне вообще-то тоже нужна остановка – молоко.
– Снова откачивать молоко? Зачем? – удивляется Маркус.
В зеркале видно, что он пытается открыть пакетик с конфетками и пялится Деб на грудь.
– Это называется лактация, – с каменным лицом объясняет Деб.
– Следующая заправка через тридцать, – киваю я на дорожный знак. – Нормально, Деб?
– Было бы нормально, не ткни меня кое-кто локтем в грудь.
– Серьезно? – встревает Маркус. – Вот жалость, я даже не заметил!
– Попробую в машине, – вздыхает Деб. – Родни, передашь мне сумку?
На заднем сиденье начинается суета, и Родни наконец выуживает сумку с молокоотсосом. Деб возится с майкой, а Родни скрючивается и отворачивается в другую сторону, благовоспитанно закрыв лицо руками. Закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Маркус рывком открывает пачку сладостей, и конфеты разлетаются по всему салону. Одна попадает мне по уху.
– Блин, – цокает языком Маркус. – Передай мне красненькую, Роддерз. Никогда не был с женщиной, которая кормит грудью. А на сексе это сказывается, Деб?
– Маркус! – обрывает его Дилан.
– Уже и спросить нельзя? Да, тяжко быть правильным.
Прибор Деб гудит как стиральная машинка.
– Окей, пять вопросов Дилану, – помолчав, заявляет Маркус.
Что-то он уже не такой дерзкий, и это подозрительно. По крайней мере, когда он дуется, то не замышляет ничего дурного.
– Начну, – говорит Маркус. – Почему ты не публикуешь свои стихи?
Убавляю громкость и кошусь на Дилана: хочу услышать ответ.
– Они не готовы, – наконец произносит тот.
Любопытно. Когда мы были вместе, я ожидала от него именно такого ответа, но он всегда говорил, что это все никому не интересная ерунда.
– Ладно, – кивает Маркус и ерзает на сиденье. – А когда будут готовы?
– Уже второй вопрос?
– Да, второй, – раздраженно вздыхает Маркус.
– Когда я… когда… Не знаю. Когда меня самого перестанет от них коробить.
– Может, так и должно быть? – вмешиваюсь я.
– Не понял?
– Сам знаешь, я мало понимаю в поэзии. Но свои лучшие стихи ты всегда читал последними.
Снова наступает тишина. Музыку едва слышно. Капелька пота стекает у меня по руке.
– Ты этого не говорила, – удивляется Дилан.
– Разве?
– Да. Я никогда не мог сказать, нравятся тебе мои стихи или нет.
Это искренне удивляет меня.
– Они всегда мне нравились, – уверяю я.