Любовь гика

Я действительно сразу узнала этого человека на судейской трибуне. Совсем молодой, хоть и лысый. С виду – школьный учитель литературы. Он стоял рядом с тремя толстыми тетками и пожилым коротышкой с огромным пузом, который что-то кричал в микрофон. Я обошла трибуну и поднялась по лесенке, оцарапав локоть об искривленную фанерную стенку. Думаю, меня было не видно со стороны зрителей. Шагнула к этому Димеру, прикоснулась к его бледной влажной руке, увидела, как ко мне обернулось длинное лицо с удивленно распахнутыми глазами. Я вложила конверт ему в руку, развернулась и бросилась прочь со всех ног.

Я увидела этого худого высокого человека еще один раз, в лунном свете у фургона близняшек, в три часа ночи. Я наблюдала за дверью Арти, и вдруг дверь близняшек открылась, и я заметила, как он выходит наружу. Он был в том же костюме, что и днем. Выглядел он усталым. Дверь за ним тихо закрылась. Я застыла на месте, мысли вихрем неслись в голове. Значит, в том конверте было приглашение. Ух ты! Когда у меня будет свой жилой фургон, ко мне тоже станут ходить нормальные парни.

Иногда мне кажется, что мировоззрение Биневски задержало в развитии мою способность взаимодействовать с внешним миром. Мы были очень близки как семья. Держались друг друга и не нуждались больше ни в ком. Наши контакты с нормальными за пределами цирка были краткими и отрывочными – обрывки нечаянно подслушанных фраз, никак не связанных с нашей жизнью. Люди со стороны представлялись мне не совсем настоящими. Я к ним обращалась исключительно ради того, чтобы завлечь на представления. Как дрессировщик тюленей, я использовала разные интонации, чтобы уговаривать или командовать. Мне даже не приходило в голову, что с ними можно разговаривать по-человечески. Уже теперь, задним числом, мне представляется, что тот человек, вышедший от близняшек, был смущен и расстроен. Но тогда я испугалась, что Элли добилась своего и в результате ее убили.

Он пошел прочь и увидел меня.

– Ты передала записку. – Его голос прозвучал спокойно и ровно, но немного рассеянно, словно он только проснулся. – Это было так странно. – Он кивнул в сторону двери в фургон близняшек. – Кажется, я сделал что-то не то. Так было… нельзя. Одна из них не хотела. Она плакала и царапала меня ногтями. А вторая… вторая хотела.

Он медленно покачал головой, сунул руки в карманы пиджака и двинулась прочь. Я осталась на месте. Стояла и слушала, как затихает эхо его шагов.

Я подумала, что он прикончил близняшек, но у меня уже имелся печальный опыт спасения Арти от «убийц», и я решила не пороть горячку. Сначала надо увидеть трупы и только потом поднимать тревогу. Дверь была не заперта.

В душе шумела вода, но он вполне мог перерезать им горло в ванной, поэтому я прижалась к двери и громко позвала близняшек. Воду закрыли, и дверь распахнулась.

– Чего тебе надо? – рявкнула Элли, закручивая на голове полотенце.

Ифи с красными, заплаканными глазами прикрыла полотенцем их пах.

– Тот человек… он только что вышел… я подумала…

Ифи подняла голову. Она была похожа на призрак убитого ребенка.

– Она продала нашу вишенку, – проговорила она сквозь слезы. – А я хотела ее поберечь!

– Чушь собачья, – фыркнула Элли.

Я пошла следом за ними в спальню и забралась на кровать, чтобы рассмотреть красные пятна на пепельно-розовой простыне. Близняшки достали из шкафа банный халат.

– А ты держи рот на замке́! – велела Элли. – Поняла, Оли?

– Конечно! О боже!

– И не лезь не в свое дело.

– Прекрати, Элли. Оли можно рассказать.

– Ей незачем знать.

В итоге они договорились до того, что я ничего никому не скажу, потому что, если скажу, Элли собственноручно выколет мне глаза раскаленной иголкой, и Ифи не сможет помешать ей, и сама Ифи будет молчать, поскольку виновата наравне с Элли. Они переругивались вполголоса, и это звучало почти задушевно и мягко, если не вслушиваться в слова. Близняшки достали из холодильника кувшин с лимонадом, взяли три бумажных стаканчика, и мы все вместе прошли в гостиную и уселись там на ковре цвета морской волны.

– Это было приятно? – спросила я. – Или больно?

– Ну, да, – пожала плечами Элли.

– Это было ужасно, – поморщилась Ифи.

– Я думала, крови будет больше.

– Я думала, он не сразу уйдет. Ты напугала его своими рыданиями.

– Судя по вашим словам, это не так уж приятно.

– Рыжие говорят, что потом будет лучше.

– Как ты считаешь, ему понравилось? Ужасно, если ему не понравилось! Может, он потому и сбежал так вот сразу? Жаль, если не понравилось. Тем более что человек отдал деньги.

– Деньги? – удивилась я. Только теперь до меня дошел смысл слов Ифи, когда она сказала, что Элли «продала» их вишенку.

– Ну, да. – Элли запустила руку под диван и достала конверт, тот же самый, который я относила днем на судейскую трибуну.

Оказалось, что этот Димер подходил к ним еще вчера, после их представления. Спросил, можно ли заглянуть к ним в гости, когда он закончит судейство на конкурсе красоты.

– Он школьный учитель?