Любовь гика

Сильные руки подхватили меня под мышки, дернули вверх, а затем я упала, но приземлилась раньше, чем успела вскрикнуть. Внутри. Где нет ветра. Рыжая нашла дверь в торце опрокинутого туалета и затащила меня внутрь. Я уселась на полу, в темноте. Глаза жгло, песок выходил со слезами. Ветер с глухим стуком бился в жестяную стену. В меня ударилось теплое тело, рухнуло на пол рядом со мной. Рука нащупала мою голову и горб. Взвесь пыли в воздухе. Пронизанный резкой сладостью душный запах чистящих средств и еще кое-чего похуже. Теплый голос рыжей выдохнул мне в ухо:

– Кажется, эти сортиры не чистили с Талсы.

Папа купил передвижной туалет по дешевке, вместе с платформой. С левого бока располагались мужские кабинки, с правого – женские. Стены из жести и ДВП. Вся конструкция настолько легкая, что ее можно перевозить, прицепив к легковушке или пикапу.

– Фу! Я облокотилась о писсуар, да еще склизкий!

Рыжая отодвинулась от стены, подтолкнув меня в угол. Я обо что-то ударилась головой. Подняв руку, нащупала трубы и холодный фарфор в каплях воды. Раковина. Глаза уже не резало от песка, и стало ясно, что внутри и вправду темно.

– Близняшки и твоя мама на другой стороне, на женской. А мы – на мужской. Если они еще там… Лил! Лил! – крикнула рыжая.

– Мама! – воскликнула я и закашлялась красной пылью, дерущей горло.

Пыльный осадок одурманил меня. Голова закружилась. Комната лежала на боку. Раковина надо мной висела неправильно. Если сейчас открыть кран, вода польется не в раковину, а прямо мне на голову. Мы сидели не на полу, а на стене. Пол, покрытый линолеумом, являлся стеной. Тусклый свет проникал внутрь густым коричневатым туманом сквозь пластиковые световые люки на крыше, которая теперь стала дальней стеной. Порывистый ветер, набитый песком, отбрасывал темные, летящие тени за мутным пластиком. Сразу за писсуаром, торчавшим из нового пола, были кабинки. Жидкость, сочившаяся из-под дверей, лишний раз напомнила, что туалеты лежат опрокинутые.

– Они над нами. – Рыжая поднялась. Ее ноги заметно дрожали. – Черт! Я как пьяная! – Сверху, с нового потолка, сочилась вода. Или, может, что похуже. – Смотри, стенка сломалась!

В уголке, прямо над нами, лист фанеры провис, вывалившись из пазов.

– Давай, вставай мне на плечи и попробуй оторвать его.

Она подняла меня и поддержала двумя руками, пока я карабкалась к ней на колени, на бедра, на спину.

– Сейчас я встану, – предупредила она.

Я взобралась к ней на плечи, держась за стену, и оторвала отставший лист.

– Мама! Хрустальная Лил!

– Эй! – донеслось из темноты над нами.

– Оли, посторонись. Мы спустим вам маму. Она ранена. Что-то в груди.

Это была Элли, там наверху. Я слезла с рыжей, добавив ей еще несколько синяков. Она подхватила длинные бледные ноги, показавшиеся сквозь дыру в потолке. Любимая мамина юбка с желтыми цветами изорвалась в клочья, синие вены у нее на ногах будто светились в сумраке. Она тихо застонала.

– Мама!

Близнецы наверху отпустили ее руки. Рыжая, хоть и старалась, но не смогла удержать маму. Она упала на пол с тихим вскриком.

– Свет, – сказала мама.

Близняшки пролезли в пролом и спрыгнули к нам. Мокрые и вонючие. Волосы и одежда испачканы в густой синей жидкости для биотуалетов.

– Это мы виноваты, – проговорила Ифи со слезами в голосе.

– Она имеет в виду, это я виновата, – добавила Элли.

Близняшки присели на корточки рядом с мамой. Рыжая склонилась над ней и ласково убрала с ее лица мокрый локон белых волос. Лил была в сознании, но где-то не здесь.

Мы уложили ее под раковиной. Рыжая оторвала лоскут от маминой юбки с желтыми цветами и положила ей на лицо, закрыв рот и нос, чтобы Лил не дышала пылью.

От близняшек ужасно воняло.

– Вы ничего себе не сломали? – спросила рыжая. – Тогда сядьте там, в уголке. От вас так несет, у меня сейчас нос взорвется. На вас, что ли, пролился весь туалетный бак?

– Мой выход, – четко произнесла мама. – Сейчас мой выход.

– Что с ней? – спросила Ифи.

Мама сложила руки на животе, словно прилегла вздремнуть у себя в спальне.

– Не знаю. Наверное, бредит. – Рыжая сковырнула царапину у себя на локте. – Попробую выйти наружу и посмотреть, что там и как. Когда-то же оно должно прекратиться.

Ветер уже не мчался единым фронтом, а дул порывами, периодически затихая. Стало немного светлее. Близнецы тяжело опустились на пол у двери в первую кабинку. Лица застывшие, взгляды прикованы к маме.

– С днем рождения! – сказала я, улыбнувшись.

Их губы болезненно скривились.

– Вы здесь весь день просидели? Мама переживала.

Они легонько кивнули. Рыжая усмехнулась и принялась бить себя по ногам, стряхивая с джинсов пыль.

– У них месячные начались. В первый раз. Они подумали, что умирают.

Элли нахмурилась:

– Мы знаем, что это такое.

– Мы просто не думали, что оно будет у нас, – сказала Ифи. – Мы плохо себя чувствуем. И вообще, это страшно. Элли не хотела идти домой, я-то хотела, а она нет. Я ее уговаривала, уговаривала, а она ни в какую.

Элли раздраженно мотнула головой.

– Это надолго? На всю ночь? Или как?

Из-под тряпки с желтыми цветами донесся голос Лил: