Любовь гика

– Угощает печеньем, поит молоком. Учит играть в шашки. Чего остановилась? Поехали! Мне срочно надо отлить, а то сейчас из ушей хлынет.

Я толкала коляску, глядя на свои ноги, поднимавшие облачка пыли, и вдруг заметила, что в странном рассеянном свете, льющемся с неба, теней на земле нет вообще.

Мама была вне себя. Папа пытался рассказать ей о толстом небритом хозяине лошади, который отчаянно врал ему, будто это породистая племенная кобыла-трехлетка в полном расцвете сил, то есть будет в расцвете сил, если ее откормить. Мама перевернула все помещения в фургоне в поисках записки с требованием выкупа от похитителей или прощальной записки от сбежавших из дома близнецов.

– Когда я сама убегала из дома, оставила маме записку в сахарнице, – пробормотала она.

Папа ходил за ней по пятам, что-то бубнил о «торговце подержанными лошадьми», и только потом до него дошло, что мама ведет себя странно. Она обернулась к нему с пылающим лицом и крепко сжатыми кулаками:

– Помоги мне найти их!

– Какого черта… – Папа схватил ее за запястье, повернул руку и принялся считать следы от инъекций.

Я видела, что они оба разъярены.

– Папа, близняшки пропали!

– Ох ты, черт, матерь божья! – взревел он и бросился к выходу, увлекая за собой маму.

Ветер распахнул дверь во всю ширь и ворвался в фургон. Я вышла на улицу, плотно закрыла за собой дверь и бросилась к фургону Арти. Не стала стучать, просто открыла дверь и проскользнула внутрь. Тишина. Мягкий ковер на полу. Чистая, роскошная комната погружена в сумрак, только желтый круг света настольной лампы освещает бордовую тахту, на которой лежит с книжкой Арти. Он наблюдал, как я закрываю дверь, сражаясь с порывами ветра.

– Ты знаешь, где они?

Он покачал головой.

– Кстати, раз уж ты здесь, намочи полотенца и заткни оконные рамы и щель под дверью. Чтобы пыль не проникла.

Арти снова уткнулся в книгу.

Я намочила полотенца под краном, выжала их и принялась затыкать оконные рамы. Глядя наружу, я видела, как обитатели лагеря разворачивают трейлеры и фургоны передом к набиравшему силу ветру. В других окнах тоже мелькало движение, там затыкали рамы мокрыми тряпками или газетами.

– Может, я схожу за Цыпой?

Арти взглянул на часы:

– Он сам придет через пару минут. До бури успеет.

– А вот и он.

Я увидела его в окно. Цыпа шел, держась за руку с рыжеволосой девчонкой. Вернее, она шла быстро, а ему приходилось бежать, чтобы не отставать. Они шагали, пригнувшись, преодолевая сопротивление ветра. Длинные волосы девушки развевались, и она придерживала их свободной рукой.

Арти промолвил:

– Ты никогда не задумывалась, почему он не летает? Ведь может же.

Я рывком распахнула дверь.

– Оли, малышка, – произнесла рыжая, – тебя зовет Хрустальная Лил. Цыпа нашел близнецов. Пойдем.

Я смотрела на Цыпу, пыталась понять, нет ли на нем синяков, шрамов, следов от электродов за ушами. Ничего. Глаза горят от восторга, он весь захвачен волнением набирающего силу ветра.

– Пусть он останется со мной! – крикнул Арти с тахты.

Цыпа с готовностью вбежал внутрь, радостный и довольный.

Я шагнула наружу и закрыла за собой дверь. Рыжая схватила меня за руку. Быстрее. Надо поторопиться. Ветер был таким сильным, что я чувствовала себя почти невесомой. Небо будто покрылось ржавчиной. Ветер заглушал голоса людей, их выкрики превращались в бессвязные наборы звуков.

– Где? – крикнула я.

– В общественном туалете.

Ветер пронес нас мимо грузовика с генератором и рефрижератора. Я увидела Хорста. Он забрался на крышу трейлера с кошками и запихивал в вентиляционную решетку комки мокрой бумаги. А потом нас ударил песок. Рыжая тоненько вскрикнула и закашлялась. Я тоже закашлялась. В спину будто вонзились миллионы иголок, миллионы муравьиных укусов обожгли голую шею. Впереди было еще хуже. Горячее облако сухой удушающей пыли мгновенно забилось в нос, рот и глаза. Пыль обложила весь рот, пыталась проникнуть в горло. У нас за спиной опрокинулся рефрижератор. Мы бежали, и ветер пытался заставить нас полететь.

Трейлер с общественным туалетом на десять кабинок стоял боком к ветру. Вернее, уже не стоял. Прямо на наших глазах его сорвало с платформы. Лежа на животе во взвихренной пыли, прижимая ладони к лицу, я не столько услышала грохот, сколько почувствовала всем телом. Чья-то рука подняла меня и задрала мне блузку, чтобы подол прикрывал рот и нос. Рыжеволосая потащила меня за собой, свободной рукой прижимая к лицу подол своей собственной блузки. Мелкая пыль проникала сквозь ткань, но я все-таки могла дышать. Ветер бил меня в спину, скреб по горбу, когтил лысую голову. Кепку уже давно сдуло. И очки тоже. Все звуки исчезли, утонули в бесперебойном реве песка, гонимого ветром.