Любовь гика

Новообращенные, раздававшие артурианскую литературу в палатках ПУЧ (Покой, Уединение, Чистота), периодически подвергались расспросам с пристрастием, как проходящая мимо публика реагирует на каждую листовку или брошюрку.

Продавцы из киосков еды и напитков рассказывали о своих наблюдениях, как вкусы сиропов, добавляемых в газировку, разнятся в зависимости от географического положения.

Сандерсон присутствовал на репетициях и тренировках, а потом ходил на представления, чтобы оценить результат. Он помнил клички и особенности характера всех кошек Хорста и различал их по мордам. Знал предельную вместимость каждого шпагоглотателя и октановое число каждого огнеглотателя. Знал любимых философов сезонных гиков и марки лосьонов, которыми акробаты растирали перед сном больные суставы.

Сандерсон старался как можно больше общаться с Хорстом или с кем-нибудь из Биневски, просил провести его в нерабочее время в «Шахту с привидениями» и включить свет в тоннеле, чтобы он смог рассмотреть провода и пружины, рычаги, включавшие аудиозаписи, падающих с потолка скелетов и встающих из гробов мертвецов, или просил устроить ему экскурсию по Яслям и рассказать о каждом из экспонатов в стеклянных банках. Я сама не раз сопровождала его, стесняясь и изнывая от скуки, в бесконечных походах от одного шатра к другому, отвечала на его нескончаемые вопросы, пока он с детским восторгом рассматривал папин маленький цирк с его клоунами-акробатами, дрессировщиками собак, жонглерами и воздушными гимнастами.

В шатре шпагоглотателей Сандерсон сосредоточенно смотрел представление, а потом задавал вопросы.

Когда к цирку присоединились мотоциклисты с аттракционом «Башня смерти», он часами наблюдал за их тренировками, перегнувшись через край гигантского металлического цилиндра. Заткнув уши кусочками пенопласта, он смотрел как завороженный на бесстрашных наездников на ревущих машинах, сражавшихся с силой тяжести.

Он знал наизусть весь репертуар близняшек и мог спеть их самую сложную и популярную песню «Была она барменшей с ожесточенным сердцем», ни разу не сфальшивив.

Разумеется, он запомнил все нюансы представления Арти. Он приходил задолго до начала и наблюдал, как наполняется зал. Первыми являлись Допущенные на разных этапах освобождения. Безрукие и безногие ложились в опилки перед Священным аквариумом. Только безногие располагались в первом ряду трибун, выставив напоказ перебинтованные культи. За ними сидели новообращенные. Одетые в белое, они с гордостью демонстрировали друг другу свои повязки. Выше располагались обычные зрители, еще не вкусившие благодати: целые и невредимые новички, любопытствующие зеваки, насмешники и зубоскалы, единичные репортеры – все, кому не терпелось увидеть Артуро, Водяного человека, призывавшего отбросить привычную жизнь и обрести запредельную святость. Сандерсон чертил схемы иерархических структур и вечно что-то писал в своих карманных блокнотах.

Но из всех увеселений, чудес и диковин «Фабьюлона Биневски» Норвалу Сандерсону особенно нравился один артист, появившийся в цирке совсем недавно. Он выступал в самом маленьком из шатров, стоявшем рядом с огромным шатром Арти. Представление было, наверное, наименее зрелищным за всю историю существования цирка. И хотя Сандерсон вечно расспрашивал об этом артисте и деталях его выступлений, он не хотел с ним знакомиться и беседовать лично. «Некоторые тайны, – говорил он, по обыкновению растягивая слова, – должны оставаться тайнами». Я никогда не возражала, если Сандерсон отвлекал меня от дел – например, от продажи билетов или очистки туалетных баков, – чтобы я составила ему компанию на просмотре «невероятного лассо мистера Форда». Мне тоже нравился мушиный ковбой.

Друзья называли его Си-Би Фордом. Это был лысый пузатенький коротышка, который заправлял джинсы в ярко-красные ковбойские сапоги с острыми носами и трехдюймовыми каблуками. Он был добродушным, спокойным, хотя и любил пошутить. Его пухлые руки отличались невероятным проворством и ловкостью, и его совершенно не привлекало артурианство с его десятиной в виде отпиленных частей тела. От Арти ему хотелось лишь одного: чтобы его приняли в цирк и выделили место для выступлений.

– Твое грандиозное шоу и мое маленькое представление, – сказал он Арти в самом начале, – они одного поля ягоды.

У Форда был талант ловить и стреноживать мух. Он говорил, что выучился этой премудрости на Шетландских островах, где разбитные девицы, изнывающие от жажды, готовы пройти тридцать миль по болотам, чтобы хряпнуть дешевого пива в баре и посмотреть на огни поста береговой охраны.

– Все эти девицы, – смеялся Форд, – мечтали попасть в Америку, так что нашему брату надо было держать ухо востро. Они прямо спали и видели, как какой-нибудь янки затащит их к себе в постель, а потом их папаша потащит его к алтарю, как какого-нибудь барана.