Любовь горца

У Лиама больше не было платка, а тот, что упал на землю, нельзя было использовать, поэтому Лиам сделал то, что первое пришло ему в голову. Он сунул ее палец в рот. Сжав губами маленькую ранку, он с любопытством и удовольствием наблюдал за ее реакцией.

Филомена замерла, и глаза ее превратились в две огромные блестящие луны. Реакция его собственного тела была такой же неожиданной и мгновенной.

Ее палец был холодным, как лед внутри горячего рта, Лиам лизнул его и согрел сосущим движением. Его порадовало, как она резко вздохнула и вздрогнула. Ее палец имел вкус моря. Лиам почувствовал вкус морской пены, смешанный с лавандой, видел биение пульса под тонкой кожей запястья. Почувствовал дрожь, пробежавшую по руке, когда он еще раз пососал ее палец.

Из ранки больше не шла кровь, он не чувствовал ее на языке. Но ему не хотелось отпускать руку Филомены. Вместо этого он, следуя импульсу, провел языком по внутренней стороне ее пальца и ощутил, как она задержала дыхание, и увидел, как расширились ее зрачки.

В эту минуту он понял, что совершил ужасную ошибку. Ни в коем случае нельзя было пробовать ее на вкус. Нельзя видеть, как увлажнились ее глаза, как приоткрылись полные губы, ощущая непристойные движения его рта.

Ее взгляд оторвался от того, что он делал с ее пальцем, и она заглянула ему в глаза. Тот самый первобытный инстинкт, который сделал из него превосходного убийцу, позволил ему заметить жар желания, скрытый под смятением невинности. Ее испуг был той первобытной эмоцией, которая могла стать чем-то не менее первобытным. Он осознал, что способен раздуть эту искру в адское пламя, и это воспалило его собственную кровь.

Ему хотелось стать ответом на вопрос, который зрел у нее внутри. Хотелось удовлетворить ее любопытство и научить вещам, о которых она и не помышляла. Лиам желал сорвать с нее мокрую одежду и прижать нагое тело к своему, почувствовать момент, когда дрожь от холода превратится в содрогание экстаза. Хотел, чтобы вожделение охватило их обоих.

А ведь он предупреждал своих подчиненных и приказывал им не посещать опиумных притонов и увеселительных заведений Азии. Потому что лучше никогда не делать в этом направлении ни единого шага. Ибо стоит только попробовать эту сладчайшую отраву, захочешь получить и все остальное. Подобный голод неутолим. Будешь готов отдать себя целиком, чтобы испытать это еще и еще. Будешь просить, умолять, красть и убивать ради этого.

Мисс Филомена Локхарт как раз и есть то самое недостижимое наслаждение. И он только что отведал его первый вкус. Бархатные цепи опутали его и приковали его душу окончательно и бесповоротно. Его аппетиты всегда были больше, чем у остальных мужчин. Он понимал, что жаждет слишком многого и слишком часто. И был очень осторожен, чертовски осторожен, когда дело касалось выпивки, или игры, или множества других вещей, которыми развлекались мужчины, подобные ему.

В том числе и женщины. Именно из-за этой всепоглощающей потребности он держал себя в узде вплоть до полного отречения. Он был крупным мужчиной, крупнее очень многих. Он боялся не своей силы, а того, что он не сможет сдержать свою силу.

Вот тут и таился секрет особой привлекательности мисс Локхарт. Рука, которую он держал, была женственной, но не хрупкой. Ее щедрые, статные формы притягивали его. Она была сильной, здоровой, в ее фигуре было больше изгибов, выпуклостей и округлостей, чем у тех женщин, к которым он привык. Ему показалось, что с ней он сможет в полную силу удовлетворить свое вожделение – и она это выдержит. Она не казалась слишком слабой, слишком беззащитной.

Но, возможно, он не прав? Кто-то же попытался ее сломить и почти преуспел в этом.

Как будто почувствовав ход его мыслей, она выдернула палец у него изо рта и прижала руку к груди. Быстро замигала и поднялась на ноги.

– Благодарю вас, лэрд, за…

Лиам видел, что она ищет нужные слова, и хотел помочь. Хорошие манеры требовали, чтобы он тоже встал, но он не смог. Особенно в том состоянии сексуального возбуждения, в котором находился.

Она пробормотала:

– Извините… – и бегом бросилась прочь, забыв про цветы, которые лежали на земле в ярком беспорядке.

Лиам мрачно глядел вниз на ароматный букет, не позволяя себе смотреть ей вслед. Ему нельзя видеть движения ее полных ягодиц, когда она бежала. Он не осмеливался встать. Если он останется там, где сейчас, то хищник внутри него не погонится за ней. Иначе он ее непременно догонит… И неизвестно, что сделает с ней. Она станет ягненком в пасти льва. Ее постигнет судьба других прекрасных и невинных существ, которых он когда-то осмелился полюбить. Она умрет.

Гибельной была судьба тех, кого он любил. Вот цена его славы. Вот что давало ему право владеть этой древней землей. Он был результатом бесчисленных поколений жестоких правителей. И по мере того как мир становился все более цивилизованным, для него оставалось в нем все меньше места.