Любовь и бессмертие Зорге

Берзин: Не прихоть судьбы, дорогой Рихард. Архисложно и архиважно создать сейчас ячейку нашей разведки именно в Японии. То, что было у тебя в Шанхае - прелюдия, увертюра. Работать надо в Стране Восходящего Солнца. Ты думаешь, мы не перебирали множество кандидатур на место резидента? Еще как перебирали. Учитывали очень многие факторы. И один из решающих - через какой канал в Токио надежнее всего получать информацию о планах Гитлера? Через посольство Германии. А о планах японцев - само собой разумеется. Суть всей операции "Рамзай" - точно и надежно определить, откуда и когда будет исходить главная угроза нашей стране. Все согласились, что лучшей кандидатуры, чем ты, нет. Учитывалось все - и твоя усталость за три года работы в Китае и за два года в Японии, и длительная разлука с женой, и твое тяготение к научной деятельности, которое я бы назвал неутомимой жаждой аналитической натуры. Если бы не ты, у нас просто не было бы в Японии своей разведывательной организации. Мы были бы слепы и глухи, безоружны там, где не имеем права быть таковыми. Если хотим выжить и победить.

Зорге (задумчиво): Странное название - "Рамзай".

Берзин: Ничего странного. (Встает, несколько раз проходит от стола к двери и обратно. Наконец, оперевшись ладонями о стол и наклонившись к Зорге, размеренно говорит) "Рамзай" - "Р.З." - Рихард Зорге. И для настоящего, большого, глубинного успеха в работе тебе надо самому перевоплотиться в японца - и внешне, и внутренне.

В кабинете воцаряется долгое молчание. Его прерывает Зорге:

Зорге: Отвернитесь на секунду, Ян Карлович. (Берзин отворачивается. Зорге достает из кармана веер.) - Прошу!

Берзин видит перед собой преобразившегося Рихарда. Движения, жесты, приемы воображаемым самурайским мечом, "уважительное шипение" трансформация поразительна. Все это сопровождается отрывистыми японскими фразами. И словно в московский кабинет ворвался рев и клекот морских волн, и вдоль песчаного берега бегут кряжистые криптомерии и причудливо изогнутые сосны, и один край неба закрыли сотни пагод буддийских и синтоистских храмов, а другой - несравненная, снежно-розовая божественная Фудзияма. И звенят одинокие колокольцы, и плывут щемяще-грустные, нежные мотивы, и все горизонты закрывает волшебный бело-розовый дым цветущей вишни.

Сцена третья

У окна ресторана "Националь", через которое открывается вид на Кремль, столик. За ним Зорге и Катя. Оркестр тихо играет попурри из песен "Когда б имел златые горы", "Мой костер в тумане светит", "Не уходи, ещё не спето столько песен", "Последний вечер с вами я, цыгане", "Не жалею, не зову, не плачу".

Зорге: Да, опять через Германию. Послезавтра вместо светлых московских улиц я окажусь на мрачных берлинских штрассе, вместо рубиновых звезд на меня будут смотреть черные паучьи знаки, вместо веселых, радостных лиц повсюду будут серые каски и надвинутые на самые брови армейские фуражки.

Катя: Сегодня наш последний вечер вместе и...

Зорге: Последний в этот мой приезд...

Катя (мягко прикрывая пальцами его губы): ... И давай будем говорить только о радостном. А завтра, тем более послезавтра, будет то, что будет, что неизбежно должно быть завтра и послезавтра.

Зорге: Ты знаешь, о чем я подумал, когда на берег тогда пришли пионеры? Угадаешь?!

Катя: О нашем сыне.

Зорге: Тогда, глядя на ребят, я почему-то подумал: наверное, так свое будущее поколение воспитывали древние спартанцы.

Катя: Да. Я знаю, тебе многое нравится в Спарте. Ты любишь Спартака. Потому, наверное, неистовствовал вчера на стадионе, болея за московский "Спартак"! (Оба смеются.) А мои кумиры - ЦДКА.

Зорге: Катюша, наш сын обязательно будет играть в футбол, как Александр Старостин.

Катя: А дочь?

Зорге: Дочь пусть, как Вера Менчик, будет всех обыгрывать в шахматы.

Катя: Ты хочешь... чтобы у нас были дочь и сын?

Зорге: Я хочу, чтобы у нас было много детей, три мальчика и четыре девочки.

Катя: Ика, я серьезно.

Зорге: И я серьезно. Мечтаю о большой, просторной, светлой квартире, по которой ползают, топают, носятся карапузы мал мала меньше.

Катя: Да! Сегодня звонили от Берзина. Через неделю приглашают смотреть новую квартиру.

Зорге: Отлично! Теперь дело за нами с тобой: чтобы заполнить её наследниками! (Катя машет рукой, улыбается, в смущении отворачивается.) Ты будешь возиться с детьми, а я засяду в Ленинке и буду писать многотомную историю Китая: Иньское царство, великие династии Хань, Суй, Тан, Сун, периоды Троецарствия и Пяти династий, нашествие гуннов и владычество монголов, крестьянское восстание тайпинов, когда его вождь Хун Сю-цюань провозгласил себя братом Иисуса Христа, живым Богом. А потом историю Японии, её философии, её искусство - со времен первого императора Зимму-Тенно. Правление императрицы Дзингу, эпоха сегуна Хидзёси, кровавые и дерзостные набеги пиратов, абсолютное неприятие никаких иностранцев...

Катя: Мне очень понравилась притча о зеркале и мече.

Зорге: Какая именно?