Любовь и честь

— Но я почти согласилась. — Неужели он этого не понял? Ради него она была готова бросить все на свете, но от него требовала такой же жертвы. Хотела, чтобы он попросил у отца ее руки. Пусть лишь для того, чтобы получить отказ.

Больше она ничего от него не требовала, только равного мужества. Ибо, несмотря на страсть, которую он выказывал, в обществе Эдриан вел себя на редкость сдержанно и никогда не терял контроль над собой. Даже ее брат не догадывался, что происходит между ними. Как ни странно, сама она немного осуждала Эдриана за это. Как он умел притвориться, что она ничего для него не значит... Нору это всегда беспокоило. Она жаждала от него такого же исступления, которое испытывала сама.

Но в конце концов он все же пришел за ней. Ради нее он набрался мужества и решимости, но только в конце. Что, если бы он решился на это раньше?

Нора с усилием втянула в себя воздух.

— Хорошо, что ты так долго не терял голову, — слабым голосом произнесла она.

Эдриан нахмурился:

— Что ты имеешь в виду?

— Если бы ты во всеуслышание заявил о нашей любви... если бы просил у отца моей руки и получил отказ, если бы я сбежала с тобой, где бы мы были сейчас?

Его лицо застыло, как маска.

— Мы были бы мужем и женой.

Его слова показались ей злобной шуткой. Она — на коленях, он — держит ее за волосы и говорит о браке!

— О да, — голосом, в котором смешались смех и слезы, произнесла Нора. — Муж и жена, погибшие от нищеты. — Их любовь не могла завершиться счастливо.

В любом случае они были обречены. — Или одинокие, всеми забытые и проклятые.

В глазах Эдриана мелькнула искра. Его хватка ослабла.

— Мы и так одиноки, Нора.

У нее в горле встал ком. Да, они одиноки. Сейчас, в предрассветной тишине, эти слова звучали как истина в последней инстанции.

Его рука соскользнула с ее головы. Нора тяжело осела на пол. Мерцающий свет лампы расплескался у нее на коленях. Сейчас, когда Эдриан больше не удерживал ее, Нора ощутила, как холод окутывает ее, словно саван. На глаза опять набежали слезы. У нее не осталось сил, чтобы сдержать их.

— Да, — согласилась она, — одиноки. — Космо будет примерно таким же, как Тоу. Отец и Дэвид любят ее, но не хотят понять. Она одинока.

Губы коснулись уголка ее глаза. Горячие, мягкие. Ее охватило смятение. Казалось, оно распространяется от того места, где он коснулся ее лица. Его дыхание согревало ей щеку. Усталость мешала ей осознать, что происходит, и она же не позволяла сопротивляться. Осторожно и медленно, так, чтобы не сдвинуть его губы, она привалилась лбом к его плечу. Здесь темнота казалась мягче.

Его губы скользнули к ее виску.

— Не плачь, — едва слышно произнес он. — Ты сама сказала: что сделано, то сделано.

Нора со всхлипом втянула в себя воздух.

— Не сделано. — Иначе почему прикосновение его губ отзывается в ней таким трепетом? Он злодей, негодяй, предназначенный аду, но его поцелуй... Его поцелуй казался благословением.

Он не так понял ее слова.

— Просто ответь на мои вопросы, и все кончится. Сейчас его низкий голос звучал глухо, дыхание касалось ее щеки. Нора привалилась к нему, уткнувшись лбом в его плечо. — И ты будешь спать, сколько захочешь.

Нора сделала глубокий вдох. От него пахло не серой, а мужчиной из плоти и крови. Его плечо было твердым и мускулистым. Женщина может положиться на его поддержку.

Он не всегда был негодяем. Он пришел за ней.

Чем дольше она об этом думала, тем удивительнее казалось ей это открытие. Когда-то этот холодный человек рискнул ради нее всем. Именно этот мужчина, которым восхищались все женщины Лондона. Она сама видела, как они распускали перед ним перышки. Мужчины, те, кто поумнее, боялись его. И она должна бояться. Несколько минут назад так и было — она боялась.

Он положил горячую ладонь у нее между лопаток и чуть прижал, как будто хотел удержать на месте. Потом провел пальцами вдоль позвоночника до талии и назад, потом снова вниз. На талии ладонь раскрылась и осторожно обхватила ее, как драгоценность.

— Заставь меня говорить, — прошептала она. Ах, если бы он мог заставить! — Иначе я не предам его. — А если не предаст, значит, надо поднять голову и отстраниться от Эдриана, ибо ей он принадлежать не может.

Эдриан пошевелился, и голова Норы оказалась у него на плече. Его волосы щекотали ей кожу.

— Даже если он сам предает тебя? Положение, в которое он тебя поставил, доказывает, что в нем нет ни любви, ни заботы. Ни один любящий человек не стал бы так рисковать тобою.

Значит, существуют разные виды любви. Та, которой служит Дэвид, замешана на долге и крови. Он рассчитывает на нее так, как рассчитывал бы на собственные руки и ноги.

— Я нужна ему. — Когда-то Дэвид был тоже ей нужен, и тогда, в прошлом, он ее не подвел.

— Раз в жизни подумай о себе.

Его голос вибрировал в гортани, и Нора слышала его как будто изнутри. Она закрыла глаза, и — о Боже! — он не стал ее трясти и будить. Какое счастье привалиться к нему! Чернота под ее веками закрутилась головокружительной спиралью.

Может, им от веку суждено встречаться в темноте, а дневной свет и бдительные чужие глаза всегда будут против них?