Но как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то Вас прошу попустому не вдаваться в опасности. Вы, читав сие письмо, может статься зделаете вопрос, к чему оно писано? На сие Вам имею ответствовать: к тому, чтоб Вы имели подтверждение моего образа мысли об Вас, ибо я всегда к Вам весьма доброжелательна.
В дальнейшем письма Екатерины II и Г.А. Потемкина, кроме оговоренных специально, цитируются по этому изданию.
А дальше уже пошло-поехало.
Вот английский посланник Гуннинг сообщает своему правительству 15 марта 1774 года:
У нас произошла здесь перемена декораций, заслуживающая, по моему мнению, гораздо более внимания, нежели все события, совершившиеся с самого начала настоящего царствования. Г-н Васильчиков, человек слишком ограниченный, чтобы иметь какое-либо влияние на дела и пользоваться доверием государыни, уступил место другому фавориту, который, судя по всему, будет пользоваться и тем и другим. Если я скажу, что выбор императрицы осуждается одинаково партией великого князя и Орловыми, которые, кажется, были вполне довольны положением дел в последнее время, то вы не удивитесь, что этот выбор не только вызвал всеобщее изумление, но даже поверг всех в ужас. Если бы я не знал этой страны, то, выводя из всего случившегося естественные последствия, ожидал бы от этого события самых печальных последствий. Но так как было бы слишком легкомысленно и самонадеянно выводить из столь недавнего события какие бы то ни было заключения, то я ограничусь пока, назвав вам имя того, кто столь неожиданно достиг такого выдающегося положения, и только намечу вам отличительные черты его характера.
Это – генерал Потёмкин, с месяц тому назад приехавший из армии, где он находился в течение всей войны и где, как говорят, его все ненавидели. В момент переворота он был сержантом гвардии и так как он был приятелем Орловых и принимал большое участие в этом деле, то был пожалован камер-юнкером. В этой должности, он часто имел случай приближаться к особе Ее Величества, и поведение его возбудило ревность его патрона, гр. Орлова. Вследствие чего, не знаю под каким предлогом, он был послан в Швецию и по возвращении оттуда был не у дел до начала войны; произведённый в это время в генерал-майоры, он находился всю кампанию безотлучно при армии.
Вслед за тем, Потёмкин получил орден св. Александра Невского (1774 г.), начал посещать по-прежнему общество императрицы, был весел, занимал собою других; потом сделался пасмурным, задумчивым, оставил совсем двор, удалился в Александро-Невский монастырь; объявил, что желает постричься, учился там церковному уставу, отростил бороду, носил монашеское платье. Так необыкновенный человек этот пролагал дорогу к своему возвышению.
О случившемся узнала Екатерина и пожаловала в монастырь. Говорили, что она, встретившись с Потёмкиным, сказала: «Тебе, Григорий, не архиереем быть. Их у меня довольно, а ты у меня один таков, и ждёт тебя иная стезя».
Душевная скорбь его и уныние не остались сокрытыми от двора, возбудили любопытство и жалость оного, и вскоре временный отшельник сбросил чёрную одежду и явился среди изумлённых царедворцев во всём блеске любимца счастия.
Великая монархиня, видя в нём отменное дарование государственного человека, вызвала его из сего уединения, пожаловала генерал-аншефом, подполковником Преображенского полна, осыпала всеми щедротами и почестями, а при заключении мира с турками почтила графским достоинством, как непосредственно способствовавшего своими советами.