Любовь и долг Александра III

– Все это очень хорошо, конечно, – буркнул Адольф-Людвиг, – но пока вы напишете своим родственникам, пока они оторвут свои задницы от кресел и начнут собирать сведения, пока напишут… Да и неизвестно, захотят ли они делать это, сообщат ли правду. Люди меняют решения каждый день. Ах, если бы я мог подослать шпиона к русскому принцу! Как мне нужен человек, который был бы рядом с ним и докладывал мне о каждом его шаге! Верный человек! Такой же верный, как вы, тетушка, как ты, Анхен, как…

– Как я, ваше высочество! – послышался голос, и все с изумлением обернулись к Флоре, которая поднялась с колен и стояла, прижав к груди злополучную щетку и твердо глядя на принца.

– Мари, эта девушка – великолепная партия для Никсы, – настойчиво сказал Александр Николаевич. – С какой стороны ни посмотри!

– Господи, что же великолепного может быть в какой-то датской принцессе… – уныло проговорила Мария Александровна.

С самого утра у нее мучительно болела голова. Собственно, она начала болеть на том балу, где Александр Николаевич объявил, что нашел невесту для Никсы. У Марии Александровны тотчас вообще все заболело: голова, сердце, дыхание начало прерываться…

Ее старший сын! Ее надежда! Ее самая большая любовь после мужа! Отдать его какой-то вертлявой, безвкусно одетой девчонке (всем известно, что голубой цвет не к лицу брюнеткам, они никогда не носят голубое, а она надела это свое незабудковое платье и почему-то выглядела в нем очаровательно!) – принцессе из крошечного королевства! Впрочем, невесту из этого крошечного королевства взял для себя наследник британского престола, империи ничуть не слабее, чем Россия, так что, пожалуй, Никсе будет незазорно жениться на этой, как ее там… Дагмар. И заодно породниться с правящей Шлезвиг-Гольштейн-Золденбург-Глюксбургской династией. Тем более что Дания больше и значительнее в политическом смысле, чем любое из германских великих герцогств, в том числе и того, откуда родом сама Мария Александровна. Правда, прошел слух, будто бастард Адольф-Людвиг требовал у герцога Фридриха посватать ему маленькую датскую принцессу, но тот недвусмысленно заявил, что ему не к лицу обращаться с просьбой, на которую заведомо будет дан отказ. Адольф-Людвиг просто спятил. Кому он нужен! Но можно представить, как обрадуется датский король, если руки его дочери попросит у него русский император! Для Дании, сотрясаемой общественными распрями, которая недавно потеряла в войне с Пруссией и Австрией все южные районы, осталась с разгромленными армией и флотом, союз с Россией – спасение, истинное спасение! Ее врагам из Берлина и Вены придется придержать загребущие руки, тянущиеся к «воротам Балтийского моря», как иногда называют Данию…

Муж совершенно прав. Это недурная партия для Никсы! И как бы ни было печально матери, сына пора отдать другой женщине. Никса должен отправиться в Копенгаген… но не прямо – нечего этой девочке слишком много о себе воображать! – а заехать как бы по пути, мимоходом. Врачи давно поговаривают, что его нелепые боли в спине могли бы излечить морские купания в Схевенингене, приморском городке близ Гааги. Оттуда легко можно добраться до столицы Дании…

Вскоре Никса уехал. В числе его сопровождающих был Вово Мещерский, что очень огорчило Сашу. Он лишился разом и любимого брата, и доброго приятеля. Ну, предположим, Мещерский вернется, а вот Никса… Нет, он вернется тоже, само собой, но это будет не просто Никса, а жених!

Саша уже знал, с какой целью родители отправили старшего сына за границу. Конечно, поправить здоровье, но главное – увидеть неизвестную девушку и, если она придется по душе, сделать ей предложение. Если придется по душе… Но ведь в этой девушке нет ничего особенного!

Они вместе рассматривали фотографический портрет Дагмар, который она подарила русским императору и императрице, расставаясь с ними в Карлсруэ. На этой фотокарточке можно было увидеть милое большеглазое лицо с очень ровными, прямыми бровями и маленьким носиком. Вокруг головы аккуратно уложены косы. Девушка была в белом платье с оборками. Она сидела у стола, а рядом на полу лежали две собаки – шпиц и еще какая-то большая, лохматая, небрежно плюхнувшаяся на край подола, так что невозможно было разглядеть высунувшуюся из-под платья ножку.

– Может, она нарочно так села, чтобы ног видно не было? – ревниво буркнул Саша. – Вдруг у нее ноги некрасивые?

Никса промолчал. Братья думали об одном и том же – о женских ногах. Саша вспоминал, как из-под юбки Марии Элимовны мелькали белые чулочки и красные туфельки. Никса вспоминал, как две голых ноги обвивали его спину и он, повернувшись, вдруг поцеловал стройное белое колено, потом другое, а русалка засмеялась, как от щекотки, и все тело ее волшебно всколыхнулось, и она еще крепче обняла Никсу и руками, и ногами…

Это было одно из драгоценнейших воспоминаний, которое он непрестанно воскрешал в памяти, но сейчас оно впервые не просто взволновало, а напугало его.