Разговаривать с ним она перестала после того, как он спросил, как же это возможно, что она стоит перед ним живая. В тот первый день, в больничном дворе, она склонялась над ним, лежащим на идеальной искусственной траве, и под топот спешащих к ним сотрудников базы повторяла только одно: «Как долго тебя не было». Они обнялись, но тут явились врачи и санитары с носилками и медсестры с лекарствами. Пока его везли на каталке по коридору, а потом в лифте и палате они держались за руки, разглядывали друг друга, но быстро отводили глаза и принимались смотреть вдаль, смотреть сквозь, цепляясь за то немногое, что было им известно, пока, наконец, не поняли, что не знают ничего. И вот однажды — дня через два, три или позже — палата опустела, они остались наедине.
— Где ты была?
Когда он в первый раз задал этот вопрос, она пожала плечами и неуверенно улыбнулась:
— Это вроде я должна у тебя спросить?
— Мне сказали, что ты умерла.
Она стояла возле его кровати, улыбка ее померкла.
— Кто сказал? Врачи?
— Мама. В смысле… Элиза. И все остальные.
Пришлось приложить усилия, чтобы не отвернуться. Конечно же, он злился на нее за этот многолетний обман. Она маячила перед ним, как привидение, с застывшим выражением на осунувшемся лице. Поначалу он еще верил, что она все ему объяснит, готов был выслушать какую-нибудь трагическую повесть, а потом они засыпали бы друг друга взаимными обвинениями и сожалениями о потерянных годах. Он ждал, она же вдруг быстро взглянула куда-то вверх и влево, словно о чем-то вспомнила.
— Рейчел?
Не мог он называть ее «мамулей», словно ребенок, словно ее сын.
— Артур, я лучше пойду. Нужно все подготовить к твоей выписке. А тебе…
— Пожалуйста, поговори со мной, — перебил он. — Я не понимаю.
— …тебе нужно как можно скорее оказаться дома. — Она снова покосилась в левый верхний угол комнаты.
Потом подняла с пола сумку и поцеловала его в макушку. Как всегда делала перед сном. Тридцать лет назад.
— Возвращайся, — сказала она, и дверь за ней захлопнулась.
Когда во время вечернего обхода в палату заглянул доктор Кросби, Артур сидел на стуле возле кровати.
— Что, сынок, получше сегодня?
Может, конечно, врач этак покровительственно разговаривал с ним в силу своего возраста или положения в госпитале, но Артуру тут виделись другие мотивы. Все это смахивало на тщательно разыгранный спектакль.
— Ага, физиотерапия, конечно, штука нелегкая, — покачал головой Артур, — зато эффективная.
— Прекрасно. Прекрасно. А как процессор? — Кросби тронул его висок. — Приходит в норму? Больше не глючит?
— Да, все отлично. Работает потихоньку. Так что, в общем… постепенно начинаю снова чувствовать себя нормальным.
Врач покивал и направился к койке. Потоптался, примериваясь, как бы поудобнее примоститься на накрахмаленном покрывале. И несмотря на то что сегодня кровать была пуста, опустился ровно на то же место, где сидел в первый день.
— Давайте-ка с этого места поподробнее. Значит, начинаете чувствовать себя нормальным?
Доктор едва не спиной к нему повернулся. Артуру пришлось податься вперед, чтобы видеть его лицо.
— Сами понимаете, дневной свет, еда из буфета, текучая вода.
Кросби, ясное дело, не это хотел от него услышать. Усмехнувшись, он похлопал рукой по кровати.
— А с памятью как?
— На грани.
Врач снова похлопал по матрасу, темно-синий обшлаг потерся о хлопковую простыню. Оставалось надеяться, что это не единственный его костюм. Артур представил, как вещи доктора болтаются на вешалке, затянутые в полиэтиленовые чехлы, — куколки, готовящиеся стать бабочками. Стараясь делать как можно меньше движений, он с трудом поднялся со стула и пересел на койку.
— На грани? — переспросил доктор Кросби, когда Артур устроился.
— Ощущение такое, будто вот-вот что-то произойдет, и на меня обрушится целый поток информации.
— Понимаю. Что ж, звучит обнадеживающе. Молодчина.