— Так, по-твоему, измена сексуальна? А бабники возбуждают?
— Не все, конечно. Но некоторые еще как.
— Еще как?! — Я даже задохнулся — не то от изумления, не то от негодования. — Но это же абсурд! Как женщин может привлекать мужчина, который видит в них лишь объект для своей похоти?
— Я же не говорю, что он
— Что за бред! Как могут женщины тащиться от мужика, который держит их за одноразовые мастурбаторы?
— Никто не собирается влюбляться в такого или выходить за него замуж. Если мы считаем кого-то сексуальным, это не значит, что мы мечтаем быть рядом с ним. Не надо путать секс с любовью.
Джени замолчала, потом вдруг захихикала.
— Кажется, так
«МакАлиер». Бар, куда я регулярно заглядываю, потому что он за углом. Разбавленное пиво, ужасная еда, словом, гнусная забегаловка, зато под боком. И еще у них лучший в округе телевизор с большим экраном, а через тридцать пять минут начнется третья игра «Янки» против «Ред Сокс». Я сидел за столиком, ждал Алекса, вяло листал «Пост» и нехотя поглядывал на экран.
Алекс подкрался сзади и гаркнул:
— Где наше пиво?
Потом встал передо мной, уперев руки в боки. Алекс был в джинсах и футболке, а я приперся в бар прямо с работы, поэтому потел в костюме.
— Сегодня пиво с тебя, — я продолжал листать газету, — мне возьми имбирного.
— Снова сухой закон?
— Суше не бывает.
— И зачем над собой так измываться?
— Никогда не слышал, что алкоголь — это яд?
Алекс усмехнулся:
— Только если не знать меры. Вода — тоже яд, если выхлебать слишком много. Чувак, тебе нужен баланс. Новый подход.
— Имбирное пиво, — напомнил я.
Он хмыкнул и двинулся к бару. Я снова уткнулся в газету.
— Кружку пива и бутылочку имбирного, — долетело до меня. Затем чуть тише: — Привет, как дела?
Я обернулся. Алекс уже вовсю любезничал с двумя девицами, сидевшими за стойкой.
Одна из них стрельнула взглядом в мою сторону.
— Это твой приятель? — услышал я и нарочито громко захрустел газетой.
Через несколько секунд Алекс материализовался передо мной.
— Чувак, там две телки жаждут, чтобы мы к ним подсели.
— Кажется, мы игру пришли посмотреть.
— Так и есть. Но прелесть жизни в том, что можно смотреть бейсбол и болтать с женщинами. — Он наклонился ко мне: — Та, что слева,
Я молчал, надеясь, что он отцепится. Но не тут-то было, Алекса не так просто сбить с курса. Он плюхнулся за столик и продолжил нудеть:
— Сечешь, что происходит? Ты околачиваешься здесь уже двадцать минут и даже не взглянул в их сторону. Ты их заинтриговал! Пользуйся моментом, чувак!
Я глянул на него поверх газеты. Алекс сидел, чуть подавшись вперед, и сжимал бокалы, чтобы я не мог до них добраться. Вспомнив наш разговор с Джени, я покосился на его руки. И тут же отвел глаза: до меня дошло, почему женщины считают мужские руки сексуальными. Я чуть со стыда не обуглился. Чувство такое, будто тайком глазею в раздевалке на его член.
— Понимаешь, женщины как собаки. Они чуют страх. Если тебе приспичило, но ты боишься, что тебя отошьют, то тебя обязательно отошьют. Твой страх отпугивает женщин не хуже, чем репеллент комаров. А когда тебе по фигу, когда ты сама уверенность, как сейчас… ты в центре внимания! — Похотливый смешок. — Я тебе говорю, чувак,
— Какого черта тебе надо? — взорвался я.
— Да что с тобой?
— Что ты ко мне прицепился?
Алекс с полминуты рассматривал меня, прикидываясь непонимающим, потом вздохнул и нахмурился.
— Я пытаюсь расшевелить тебя! Вывести из твоего дурацкого транса!
— Я не в трансе. И не нужно меня шевелить.
— Нет, нужно.
— А я говорю, не нужно.
— А я говорю, нужно. Дураку ясно, у тебя очередная депрессия.
Я скомкал газету.
—
— Еще как есть.
—
Похоже, я заорал слишком громко, потому что остальные посетители бара, включая девиц у стойки, уставились на нас. Но мне было плевать.
Алекс покосился на девиц и ткнул в меня пальцем:
— Посмотри на себя.
— У меня нет никакой депрессии, — раздельно повторил я. — Мне просто тошно.
— И в чем разница?
— Депрессия бывает у женщин и голубых.
Алекс покачал головой.
— Мне тошно, но я от этого не страдаю. Мне даже нравится. Просто у меня такое настроение, вот и все.
— Раз так, то моя задача — перенастроить тебя, чувак.
— Отстань, Алекс. Оставь меня в покое, человек имеет право погрустить.
— А заживо себя хоронить он тоже имеет право?
— У меня полно причин для этого.
— Да ну?
Поняв, что он не отвяжется, я демонстративно расправил скомканную газету, аккуратно сложил, выпрямился и скрестил руки на груди.