Любовь и французы

Франциск Салеский был одним из первых моралистов, которые действительно любили женщин. Он высоко ценил брак и советовал мужьям пользоваться своим авторитетом, не прибегая к насилию. Другой его прекрасный совет, которым те, к сожалению, пренебрегали, гласил: «О мужья, если вы желаете, чтобы ваши жены были вам верны, подавайте им добрый пример собственным поведением». Он призывал мужей и жен укреплять в себе любовь друг к другу и возвышенно относиться к браку — революционные наставления, принесшие свои плоды лишь три века спустя,— и советовал им чаще ласкать друг друга и целоваться. Читателей того времени шокировали такие замечания. Франциск очень тонко анализировал любовь, считая ее не состоянием, а скорее способом развития личности, в котором многие люди никогда не продвигаются дальше «самого начала» ^{142}.

Свободная любовь: Нинон де Ланкло

В этом же столетии мы впервые встречаем немногих смелых женщин, решившихся восстать против существующего порядка вещей — тирании собственников-мужей и брака, каким он был в семнадцатом веке. Мы видели, что некоторые из них — экстремистки — были так чрезмерно чопорны и манерны, что заслужили прозвище Precieuses и были высмеяны не только Мольером в одной из самых известных его пьес ^{143}, но и большинством консервативно настроенных bourgeois, что нанесло ощутимый удар по нарождающемуся (и теперь уже подлинному) феминизму. Однако Нинон де Ланкло избрала для своего протеста другой, более изящный способ выражения. Она была первой женщиной, воплотившей идею свободной любви, исполненной благородства, в чисто французской обстановке изящества, литературной беседы и в изысканном обществе салона, ставшего прославленной школой светской жизни для молодых людей, еще проходивших здесь период любовного ученичества.

На фоне семнадцатого века Нинон выглядела средневековой дамой, с пылом боровшейся за свободу, что вызывало скорее восхищение, чем желание критиковать ее. Она не принадлежала к числу выдающихся красавиц своего времени, и портреты не могут верно передать то, что не вмещается в рамки — очарование жизни. Со слов современников мы знаем, что у Нинон был приятный цвет лица и великолепные глаза, «сладострастно-томные и блестящие», которые выдавали ее пылкий темперамент. «Я всегда знал, когда Нинон одержала новую победу,— писал Сент-Эв-ремон,— потому что тогда ее глаза сверкали ярче, нежели всегда». Нинон сохраняла свое очарование, даже когда ей было далеко за шестьдесят, и воспламеняла целые династии любовников, подобно Диане де Пуатье. (Двойной подбородок не портил ее красоты. Поэт шестнадцатого столетия Гийом дю Сабль считал, что это — одна из семи прелестей женщин.) От Нинон были без ума три поколения маркизов де Севинье, а ее биография читается как романтическая беллетристика.

Бунтаркой Нинон была еще в детстве, когда протестовала против принятой в то время скучной, ограниченной системы воспитания девочек. К счастью, отец Нинон был близким ей по духу, свободомыслящим человеком. Он учил дочь современным языкам — испанскому, итальянскому, английскому — и брал ее с собой в Булонский лес кататься верхом. Когда Нинон было одиннадцать лет, она написала отцу решительное письмо. «Если бы я была мальчиком,— говорилось в нем,— то Вы могли бы научить меня ездить верхом и владеть оружием — мне это нравится гораздо больше, чем крутить в руках четки. Для меня настал момент объявить Вам, что я решила не быть больше девочкой, а стать мальчиком. Не могли бы Вы поэтому устроить так, чтобы я приехала к Вам, дабы получить приличествующее моему новому полу образование?» Это пылкое письмо Нинон отослала без ведома матери. Отец, поймав дочь на слове, заказал для нее мужской костюм. Знакомые поздравляли его с красивым сыном, когда встречали их в Булонском лесу во время верховой прогулки.

Позже, когда образование было завершено, Нинон не скрывала, что замужество в ее дальнейшие жизненные планы не входит. Поселившись на улице Турнель, она открыла литературный салон, в котором принимала изысканное смешанное общество, состоявшее из дворян, писателей и художников. Неподалеку жила другая знаменитая куртизанка, Марион Делорм. Иногда им случалось отбивать друг у друга любовников. Марион скончалась, приняв (с целью прервать беременность) слишком большую дозу мышьяка. Перед смертью она исповедовалась десять раз, так как, по ее словам, снова и снова вспоминала о грехах, которые поначалу забыла упомянуть в длинном списке, предварительно ею составленном. На чело усопшей Марион возложили девичий веночек, что изрядно позабавило всех, кто хорошо ее знал.

Нинон не верила в платонические идеалы и называла «янсенистами ^{144}от любви» недотрог Precieuses. «О нежные любовные чувства,— писала она как-то Марсильяку, своему возлюбленному,— благословенное слияние душ и даруемые нам Небесами несказанные удовольствия — почему вы связаны с обманом органов чувств и почему на дне чаши такого наслаждения лежат угрызения совести?»