Можно много кричать на каждом углу о том, что ты писатель. Но, как в случае со многими другими делами, нужно что-то предъявить. Можно говорить о своей доброте, интеллекте и профессиональных качествах… и немного лукавить, приукрашивая их – в этом нет ничего сложного и зазорного. В принципе, для каждого человека, встреченного в жизни в тот или иной период, мы проявляем ровно полярные качества. Например, мои студенты считают, что я строгая и требовательная, мама – что я безответственная, друзья – что я добрая. А уж что обо мне думают незнакомые люди… узнаёшь иной раз – и диву даешься! Так что нет ничего сложного – признавать какие-то черты и особенности характера в себе или нет.
Куда хуже дело с писательством, когда ты садишься за клавиатуру и обнаруживаешь себя в полном одиночестве среди множества прекрасных произведений разных эпох. На пути авторского страха, сомнений и ошибок ты оказываешься, в общем-то, «в неплохой компании», но есть чувство, что весь твой читательский багаж снисходительно поглядывает на тебя сверху, улыбается и чего-то ждет.
В такие дни можно только открыть бутылку красного, погрузить весь свой нос и все чувства в бокал, открыть форточку и предложить музе зайти в другой раз. Срок следующего визита всегда относителен – и вряд ли когда-нибудь появится идеальный момент. Это так же точно, как и тот факт, что при создании чего-либо ты все время будешь ловить себя на невольном подражании кому-то, пусть даже неосознанном. Перекрестки мыслей и сюжетов в произведениях мы определяли в университете как интертекст. Может, так и есть, что умных мыслей и внезапных озарений не хватает на всех, и они приходят к нам в самые разные моменты в неожиданных частях света, в этом есть наша тождественность – всей стучащей ночами по клавиатурам братии.
Не факт, что я сумею рассказать тебе историю более правдивую, чем историю своей жизни. Впрочем, если рассматривать ее целиком, то ничего такого уж примечательного не увидится. Великие и трагические события истории случились задолго до моего рождения, Советский Союз я застала «краем глаза», а остаточные его явления ты видишь так же хорошо, как и я. Попытаюсь ловко уклониться от хронологии событий, как и от логических связок между разными периодами. Основа этой книги – люди, каждый со своей такой же ненаписанной книгой. О них и пойдет речь.
Место действия
Наш город хорош как площадка, на которой можно учиться жить. Говорят, что если у тебя получилось чего-то добиться или что-то создать в Иркутске, то другие уголки мира уже не так и страшны. Каждый день здесь я учусь жить: слушаю голоса в барах, подглядываю за историями на улицах и еще больше – в своей работе: журналистика – тот еще Клондайк с типажами и сюжетами. Но все же, если я еще не натренировалась жить, то – с чего бы начать?..
В нашем городе, просто гуляя по набережной, отлично чувствуешь свою сопричастность истории. Она, правда, что-то стала обходить город стороной, так делают и федеральные бюджеты по улучшению жизни. Но каждый раз, когда я выхожу к Ангаре, думаю, что именно здесь в свое время создавалось что-то гениальное, слышу голоса друзей детства. Открылось множество дверей и еще больше сердец и историй – в совокупности они и делают город твоим, как ты его чувствуешь и как ощущаешь себя в нем: мало что скрывается важного среди каких-то шестисот тысяч человек.
Горки в районе гостиницы «Интурист» стали совсем маленькими – а всего лет двадцать назад были непомерно большими, самые дорогие рестораны больше не кажутся недосягаемыми, а в каждом очаге культуры или другом казенном учреждении непременно засела парочка злодеев. Мелочность, провинциальность, алчная зависть и бессильная злость – вероятно, не самая завидная среда, в которой можно расти и работать. Впрочем, если что не так, Ангара довольно быстро привлекает к себе великих драматургов и менее известных писателей, как это случилось несколько лет назад с одним моим талантливым однокурсником.
Наша семья всегда старалась «гнездиться» на набережной. А что лично до меня – на этом не всегда симпатичном отрезке берега прошла вся моя жизнь: здесь родители выронили меня из коляски, обеспечив изысканную «национальную» горбинку на носу, здесь мы с Аськой добывали шампиньоны и валялись в грязи, здесь я не раз и не два уже вполне самостоятельно разбивала нос в попытках скатиться с горки. У «головы Гагарина», над которой принято шутить в стиле: «Юра, мы все потеряли!» – мы с Нюсей играли на гитаре и прекрасно зарабатывали себе на подростковое пиво и сигареты. Кстати, в то время тут же мне еще раз разбили нос, но уже за хамство. А несколько лет спустя лучшие студенческие вечера мы проводили у реки и праздновали окончание филфака. Весьма подающей надежды компанией, которую теперь можно искать по всем чуть более теплым частям страны. Кажется, на мой нос тогда уже больше никто не покушался, а я увлеклась повреждениями других частей своего многострадального тела.