Любовь и кровь в снегах и льдах. Роман и повести

Неужели ты этого не почувствовал? Там же и не пахнет моим стилем… На обратной стороне фотографии слова нашего командира роты (любителя пошарить в чужих вещах и мозгах): «Пора, пора наконец обратить внимание на этого старшего матроса». Он произнес их как-то после ничтожного замечания в адрес Эда. Но этому болвану с медной башкой никогда не узнать, что творится у Эдди в голове.

Сейчас Шура пишет гораздо сильнее. До встречи со мной он вообще не писал, я его зажег. И теперь у него есть вещи много глубже моих последних «шедевров».

Так образовался тандем Эд Стюарт — Дэвид Рэйнджер. Первый и последний наш альбом «Дураки из первой дивизии» был сделан в этом году, за три летних месяца. Центральная тема альбома — «Десять тысяч ночных кошмаров». Двадцатого августа командир роты изъял рукопись (вытащил из кармана) и передал в Особый отдел. Эд остался в стороне, а Дэвид Рэйнджер неоднократно вызывался на собеседования. Однако автора правильно поняли, и через два месяца рукопись была возвращена. Последняя композиция «В год идиотизма» так и не была закончена. По обоюдному согласию авторы оставили альбом в том состоянии, в котором работа над ним была прервана.

В сентябре мы сделали с Эдом свою последнюю совместную композицию с длинным названием «Бессмысленно надеяться на то, что кто-нибудь полетит, не спросив разрешения». Тема взята из жизни: один из наших друзей стоял дневальным на тумбочке и кто-то дал ему горсть орехов. Он стал колоть их чайником (?). Появился его кровный враг — начальник штаба. Последствия были ужасны…

Бессмысленно надеяться на то,
что кто-нибудь полетит,
не спросив разрешения
Царапина на стекле —
а раньше оно было чистым.
Выкинь белую трость,
ты давно прозрел.
Контролируй себя,
проявляй разумную инициативу.
Плыви вместе со всеми
и не забывай
вовремя подставлять спину.
Все ли ты сжег?
Все ли ты закопал?
Рад слышать, что ты
не отклонился от инструкции.
Ты открутил свою голову
и положил в ящик ожидания.
Исполнительный и аккуратный,
ты достаешь ее каждый день,
чтобы сделать неполную разборку.
Педантично смазываешь
и убираешь назад.
Но сегодня
ты вышел на тропу войны —
выбросил из окна
ядовитый флаг нетерпения,
и колотил орехи ненависти
чайником омерзения.
Но они все видят и слышат,
злые глаза на маленьких ножках.
Лицо алкоголика,
отмеченное печатью высокомерия —
вот один из тех,
кто размахивает кнутом
над твоей головой.
Он, как всегда,
появился из-за угла,
а ты не успел
спрятать голову в песок.
Он откачает из твоих мозгов
черные кусочки непокорности,
сделает пункцию
и установит степень
твоего отклонения.
Итак:
бессмысленно надеяться на то,
что кто-нибудь полетит,
не спросив разрешения.
Назад! Назад!
В нору!
Забейся в щель,
болтливый бунтарь.
В следующий раз
тебе перегрызут горло,
если ты не успеешь
сойти с ума.
Здесь только ползают!
Ты сбился с пути!
Учись!
Ты обязан знать,
как тонка должна быть лапша,
летящая на их уши.
Пойми,
ведь это не так просто —
просто полететь
без разрешения…

В октябре Эд отправился в госпиталь, где вел борьбу со своей больной печенью, и вернулся оттуда только двадцать девятого ноября, в тот день, когда я уже уезжал. Мы так и не успели поговорить серьезно. Он привез мне свою композицию «Смерть Зута». Там все называли меня Зутом. Прозвище я подобрал себе сам — у Фрэнка Заппы. Так вот, «Смерть Зута» — это обращение ко мне. Одновременно и пожелание, и портрет, и прощание. Эд говорит в ней о том, что моя маска Зута больше не нужна: «Зут умер, да здравствует Зут!»

Зут умер. Умер для этой жизни.

5. Выброшенный из самолета на большой высоте

Здравствуй, Лена!