Любовь и кровь в снегах и льдах. Роман и повести

Несколько темных силуэтов, приникнув к окну неосвещенного вагона, всматривались в проплывавшие снаружи хвойные леса, залитые лунным светом, и редкие автомобильные дороги, пересекавшие железнодорожный путь и терявшиеся в глубине ночи.

Внезапно показались освещенные яркими прожекторами огромные мрачные бетонные цеха, соединенные между собой лабиринтами галерей и эскалаторов, упиравшихся в землю наподобие гигантских лап. На рельсах безмолвствовали покрытые белой пылью пустые вагонетки. Такая же пыль блестела на больших стальных резервуарах и многочисленных трубах, оплетавших представителя отечественной камнедробильной индустрии.

За окном проплыли фонари и деревянное одноэтажное здание с надписью «Кузнечное». Мелькнуло несколько человек в шинелях.

Поезд затормозил и остановился. Ночная станция была пуста, если не считать десятка солдат, прогуливавшихся по платформе. На соседних путях покоились груженые щебнем вагоны и пропитанные мазутом цистерны.

Пассажиры появились внезапно, разом из всех дверей. В одно мгновение платформа наполнилась несколькими тысячами навьюченных рюкзаками людей, двинувшихся к началу поезда. Солдаты позволяли им беспрепятственно проходить мимо, однако несколько человек выудили из потока и подвели к скучавшему в стороне майору погранвойск. Тот о чем-то спросил задержанных. Они начали что-то темпераментно ему доказывать, вынули паспорта и стали указывать на какую-то отметку в них. Майор взял паспорта и спрятал в карман шинели. Задержанные сникли.

Платформа опустела. Остались только военные и несколько человек задержанных. Все вместе они зашли в передний вагон. Коротко свистнув, поезд тронулся с места.

Распахнув ударом ноги чердачную дверь, Юлик с ведрами герметика в руках выбрался на крышу. Две загоравшие женщины, взвизгнув, убежали за лифтовую тумбу, на ходу подбирая разбросанную одежду. Юлик, хмыкнув, поставил ведра, сел на небольшой уступчик и закурил, глядя на освещенный солнцем лесопарк, начинавшийся сразу же за домом, через дорогу.

Выкурив сигарету до половины, он отложил ее в сторону и вытащил спрятанные под ржавым металлическим листом веревки, концы которых были привязаны к бетонной трубе и телевизионной антенне. Растянув их в сторону края крыши, Юлик лег на живот и высунулся наружу. Потом переполз немного в сторону и сбросил свободные концы веревок вниз.

Из проема трубы Юлик достал металлическую сварную загогулину, привязанную к мягкому сиденью от стула, намотал на нее веревки и перекинул на стену дома. После этого поднял еще дымившийся окурок, несколько раз жадно затянулся и затоптал его ногой.

Юлик плавно скользил вдоль шва, разделявшего панели дома.

Окна верхнего этажа были плотно прикрыты шторами.

Этажом ниже женщина лет сорока пяти раскатывала на столе тесто.

Еще ниже старушка ела макароны и смотрела телепередачу на экране маленького черно-белого телевизора. Тень Юлика легла на тарелку. Выронив вилку, старушка испуганно перекрестилась, после чего бросилась к окну и захлопнула створку, тщательно закрыв на все задвижки.

Нечто, происходившее в комнате следующего этажа заставило Юлика сбавить скорость. Сквозь легкий тюль занавесок он увидел сидевшую на кровати обнаженную девушку, расчесывающую длинные светлые волосы. Уже опустившись ниже уровня окна, он вдруг решительно остановился и, с трудом дотягиваясь до подоконника, призывно забарабанил по нему пальцами.

Девушка задумчиво обернулась к окну, где в углу комнаты в глубоком кресле сидел невидимый Юлику мужчина огромного роста, лениво жевавший жвачку и смотревший приглушенно работающий японский телевизор.

— Что ты говоришь? — спросила девушка.

— Я ничего не говорю, — ответил мужчина, не оборачиваясь.

— Показалось…

Снаружи следующего окна висели две сетки: одна с яблоками, другая с какими-то бумажными свертками. Внимательно глядя в окно, Юлик залез в сетку с яблоками, выбрал самое большое и сунул в карман штанов.

Неожиданно снизу раздался спокойный хрипловатый женский голос:

— Нехорошо воровать, молодой человек!

Юлик вздрогнул и обернулся.

Облокотившись большой грудью о подоконник, на него смотрела бальзаковского возраста крашеная блондинка, одетая в полупрозрачную ночную рубашку, сверху которой был наброшен пестрый махровый халат. Полными холеными пальцами она теребила свисающую веревку и, улыбаясь золотыми коронками, глядела на Юлика подведенными черной тушью глазами.

— Ну что вы! Это так, случайно… — преодолев короткое замешательство, Юлик сделал неопределенный жест рукой и съехал на один уровень с женщиной.

— Случайно? Это, значит, как — уже привычка брать чужое? — блондинка заговорщицки подмигнула Юлику, подтащила веревку к себе, и он, как груз маятника, сдвинулся в ее сторону. — А я уже несколько дней за вами наблюдаю. Какая интересная у вас работа!

— Разве? Ну, это как сказать. Работа сидячая, но на воздухе…

Женщина подтянула веревку еще ближе, так, что Юлик оказался прямо напротив ее окна:

— Вы, наверное, голодны? — она кивнула на сетку с яблоками. — Я могла бы вас накормить. Вы такой молодой, красивый, вам надо хорошо питаться…