Любовь и немного морали (СИ)

Лили шла по коридору какого-то старинного здания, которое не выглядело заброшенным как дом Сириуса, наоборот, все говорило, что владельцы живут здесь постоянно, а за хозяйством следит не меньше дюжины домовых эльфов. Пол был устелен роскошным персидским ковром с густым ворсом, а стены увешены картинами в золотых рамах, изображавшими все на свете. Как будто они были здесь просто для количества, а не для украшения, потому, что сцены с квиддичных матчей соседствовали с изображением кошек и портретами весьма подозрительных на вид ведьм и колдунов, что выглядело весьма безвкусно. В конце коридора Лили заметила массивную дверь из красного дерева с поблескивающей в довольно тусклом свете настенных ламп ручкой.

«Ничего не случится, это снова всего лишь сон. Всего лишь… Куда меня опять черт занес!», — подумала она, решительно пересекая коридор.

Портреты волшебников настороженно зашептались, когда она прошла мимо них, но Лили не было до них ровным счетом никакого дела. Вдруг на секунду она почувствовала, что ей просто необходимо узнать, что скрыто за этой дверью.

Повернув ручку, она вошла в ярко освещенную комнату, которая оказалась детской. На полу лежал еще более роскошный ковер, чем в коридоре. Он скорее был больше похож на огромную шкуру какого-то животного и был ослепительно белого цвета.

В углу стояла кроватка, ножки которой были сделаны в форме когтистых лап, а изголовье украшали две летучие мыши. Повсюду были разбросаны игрушки, хотя обычные дети вряд ли предпочли бы в них играть. У большого окна, за которым открывался потрясающий вид на пруд с желтыми кувшинками, сидел мальчик лет четырех и что-то заинтересованно изучал, но что именно, Лили не могла разглядеть.

Она сделала шаг и одна из половиц предательски скрипнула. Мальчик обернулся, и Лили от неожиданности схватилась за косяк. Ребенок смотрел на нее в упор большими, цвета ртути глазами. Его белокурые волосы красиво переливались в лучах солнца, бившего через не задернутые портьеры.

- Мама пришла, — сказал он внеземным, ледяным, словно кинжал голосом.

«Мама?» — Лили оглянулась.

- Ты пришла поиграть со мной? – с надеждой спросил мальчик.

Лили сделала несколько шагов:

- Не знаю, — нерешительно сказала она,

- Я играл с Флиппером, но он уснул, и мне очень скучно, — сказал он, поднимаясь с пола, и Лили увидела, что он рассматривал. На белом ковре безжизненно сложив лапки, лежал кролик, угольно-черного цвета.

- Господи, ты же убил его! – в изумлении пробормотала она, прижав ладони к лицу.

Красивое лицо вдруг исказила гримаса боли, и мальчик расплакался.

- Я не хотел, не хотел, прости меня, мама, — всхлипывая начал оправдываться он.

Лили молча обняла его, совершенно ничего не понимая.

«Что это вообще за ребенок? Странно, он мне кого-то напоминает», — она покосилась на мертвого кролика, и легкие словно сдавило невидимой железной рукой.

На шее мальчика висел медальон на цепочке. Осторожно потянув, Лили открыла крохотные створки, украшенные голубыми камнями, и в изумлении увидела свою фотографию в одной из половинок.

Кто-то слегка толкал её, недовольно бормоча.

- Просыпайся, соня, мы опаздываем на завтрак!

- Гермиона, я тебя ненавижу, — проворчала Лили, кое-как открывая глаза.

«Я же не увидела, кто был на второй фотографии!».

Сев в кровати, она сердито покосилась на подругу, которая уже застилала постель.

- И не надо на меня так смотреть, — спокойно сказала она, даже не оборачиваясь.

Вздохнув, Лили принялась одеваться.

Утро выдалось ясное, но ветреное. После завтрака все выстроились в очередь к Филчу, который проверял, указаны ли их фамилии в списке учащихся, имеющих разрешение родителей или опекунов на поход в деревню.

Они прошли по главной дороге мимо лавки приколов Зонко, где за витриной они увидели Фреда и Джорджа, миновали почту, откуда через равные интервалы времени вылетали совы, и свернули на боковую улочку, в самом начале которой стоял небольшой трактир. Над входом, на ржавом металлическом кронштейне, висела обшарпанная деревянная вывеска с изображением отрубленной кабаньей головы, из которой на белую скатерть вытекала лужица крови. Вывеска поскрипывала, раскачиваясь на ветру. Гарри, Лили, Рон и Гермиона нерешительно замерли перед дверью.

- Идёмте же, — чуть дрогнувшим голосом сказала Гермиона.

Всё здесь коренным образом отличалось от просторного зала в «Трёх метлах», сверкавшего чистотой и рождавшего ощущение милого, домашнего уюта. Зал «Кабаней головы» представлял собой тесную, убогую, невероятно грязную комнатушку, где стоял острый, крепкий дух, вдохнув который, посетитель непроизвольно вспоминал о козлах. Заляпанные окна почти не пропускали дневного света; на грубых деревянных столах были расставлены свечные огарки. Из комнаты за стойкой выскользнул бармен — высокий, худой, сердитый старик с длинными седыми волосами и бородой.

Приблизившись, старик недовольно буркнул:

- Вам чего?

- Четыре сливочных пива, пожалуйста, — заказала Гермиона.

Старик полез куда-то вниз, вытащил четыре запылённых, грязных бутылки и шваркнул ими о прилавок.