Лишь спустя несколько лет он проведет необыкновенный вечер в компании месье де Бонака, и имя Вольтера излучит первый свет в его жизни, определит ее направление.
А пока Жан-Жак без дела слонялся по городу, ночевал в самой дешевой гостинице, там за место в углу да матрац брали лишь пару лир. Как-то ему удалось найти место лакея. Тогда Жан-Жак лишь успевал выполнять приказы и прихоти хозяев: он наливал в бокалы воду и вино во время обеда или ужина, мчался на задке кареты, цеплялся за поручень, бежал сломя голову открывать дверцу и спускать на землю лестничку.
Он лишился этой работы и вернулся в ту же самую гостиницу.
Многое пережил Жан-Жак. Позднее он решит, что во всем виновато время, в которое он жил, и общество, которое его окружало. Все современные художники, все философы, которые, вместо выявления человеческих изъянов, исправления пороков, покрывали общество золотой краской, отчего оно становилось еще более обманчивым и еще более гибельным. И за это Руссо возненавидит их. Со временем он возненавидит и Вольтера. Вольтера, который больше чем кто-либо другой мог изменить время. Руссо призовет Вольтера написать «Катехизис гражданина». Никто, кроме Вольтера, не обладал талантом и силой, чтобы открыть новые этические ценности для всего мира.
Но Вольтер только смеялся в ответ, отказываясь это понимать. Вольтеру нравился мир, в котором он жил. Само собой, он видел и знал изъяны. И он указывал на них, чтобы каждый их высмеял и окатил презрением. Но Вольтер не видел никакой необходимости разрушать общество, в котором ему было так уютно и интересно, только потому, что в мире есть зло. Человек зол — Вольтер это признавал, и, естественно, любое общество пропитано злом. К утопии нет коротких тропинок. Можно только надеяться, что когда-нибудь наступят перемены. Но для этого потребуется много времени.
Вольтер! Вольтер!
Как далеки были друг от друга эти двое. Оба они были в ссылке. Да, но разве можно сравнить отъезд Вольтера из Франции с ссылкой Руссо? Ссылка Вольтера длилась всего несколько лет, а у Руссо она была бессрочной и длилась всю жизнь. Вольтеру пришлось пережить лишь одну порку — от рук де Роана-Шабо. Разве можно сравнить ее с бесконечной поркой, которую приходилось выносить Руссо из-за своих внутренних конфликтов, чувственных завихрений, от которых, он знал, его может избавить только смерть?
Ну а что касается врагов Вольтера, не важно, сколь многочисленными и могущественными они были (от него отвернулись Фридрих II, Людовик XV и даже Людовик XVI[148]), — разве могли они все сравниться с единственным врагом Руссо? У Руссо сам Руссо и был главным врагом. И чем сильнее становился он в схватке с самим собой, тем самому себе сильнее сопротивлялся. И никакой надежды на выход из такого положения не было. Тут уже никуда не убежишь, не спрячешься — сутки напролет в объятиях заклятого врага. Он укладывался с ним в одну постель, просыпался вместе с ним по утрам и проводил с ним весь день.
Как они далеки друг от друга! Вольтер перепархивал от одной любовницы к другой с такой легкостью и так часто! Позже Николардо, его самый едкий критик, напишет толстую книгу под названием: «Как Вольтер, всю жизнь имея любовниц, не истратил на них ни сантима».
Ну а Руссо?.. Ах, Руссо… Когда он работал личным секретарем французского посланника в Венеции (это был краткий период относительного достатка), Жан-Жак попытался последовать примеру романтичных венецианцев и посвятить себя служению богини любви, которая, вероятно, нигде не действовала с такой расторопностью, как там. Кардинал де Берни писал, что венецианские монастыри состязались между собой за право послать в качестве любовницы папскому нунцию[149] свою самую красивую монахиню. Жан-Жаку в это время без конца рассказывали об одной прекрасной девушке из Падуи, и он наконец решился воспользоваться ее прелестями.
Эта красивая молодая особа радушно приняла Жан-Жака. Свежесть ее лица и необычайная живость привели его в восторг. Но пыл Жан-Жака пошел на убыль, стоило ему подумать о последствиях такого наслаждения. Разве могла эта красивая девушка, пользовавшаяся в Венеции такой популярностью, практически никому не отказывавшая (конечно, тем, кто платил хорошие деньги), быть абсолютно здоровой? Правда, по ее виду ничего плохого заподозрить было нельзя: глаза ее блестели, кожа дышала здоровьем. Она была такой свежей, такой чистой, словно водяная лилия. И тем не менее Жан-Жака сковывал ужас.