Любовь и Ненависть

Ради соблюдения приличия он, сев с ней за столик, заказал по стакану шербета и завязал светскую беседу. Он дал себе обещание сбежать от нее через полчаса, чтобы избежать заражения. Наконец Жан-Жак встал из-за стола и положил перед прелестницей золотой дукат. Он и не предполагал, что девушка превратно истолкует его действия. Она считала себя честной и порядочной, поэтому не могла взять незаработанные деньги. Жан-Жаку оставалось либо признаться в своей импотенции, о чем сразу бы стало известно в городе, или же назвать девушке истинные причины своего отказа. Ни на то, ни на другое Жан-Жак не решился. Пришлось поддаться ее чарам. Примчавшись домой, Жан-Жак улегся в постель и вызвал доктора, умоляя прийти его как можно скорее.

Когда врач прибыл, Жан-Жак бросился к нему навстречу.

— Спасите меня, доктор! — закричал он. — Спасите меня!

— Что вам угрожает? — спросил удивленный врач.

— Вам, несомненно, известен какой-нибудь сильнодействующий настой, чтобы предотвратить сифилис!

— Позвольте сначала выявить симптомы, — перебил его доктор.

Жан-Жак объяснил, что еще рано для проявления каких-либо симптомов.

— Значит, вы только что имели контакт с больной женщиной? — догадался доктор.

— Да, да, вы правы, — ответил возбужденный Жан-Жак.

— В таком случае не могли бы вы назвать мне ее симптомы?

Жан-Жак признался, что не заметил у нее никаких настораживающих симптомов.

— Никаких волдырей? Никаких выделений? Никаких ранок?

— Нет, ничего подобного.

— В таком случае откуда у вас такая уверенность, что у нее сифилис?

Как мог Жан-Жак объяснить врачу свои чувства к женщинам, рассказать ему о том, что, по его твердому убеждению, он не мог уйти из объятий такой красавицы безнаказанно. Всегда, общаясь с женщинами, он ожидал, что его накажут, изобьют. Непременно изобьют!

Три недели Руссо страдал, чувствуя, как его организм пожирает опасная внутренняя болезнь. Снова и снова приходил к нему доктор, чтобы рассеять его страхи, убедить его, что те боли, которые он иногда испытывает, покраснения на коже не являются признаками заболевания сифилисом. В конце концов доктор сумел переубедить его, напомнив, что у него узкий мочеиспускательный канал — лучшая защита от всех венерических болезней. Он вряд ли заболеет сифилисом, даже если контакт с женщиной будет длительным.

Тот факт, что он, Жан-Жак, обладает защитой против венерических заболеваний, пришелся ему по вкусу. Теперь Жан-Жаку нечего бояться! Он мог чувствовать себя как все здоровые мужчины. Позже, когда в той же Венеции в него влюбилась молодая куртизанка и пригласила к себе, он пришел в восторг.

Никогда прежде Жан-Жак не встречал такой волшебницы, как эта Джульетта. Годы спустя, когда Руссо сочинял свою «Исповедь», он не мог подобрать точных слов, чтобы описать все ее прелести. Она казалась Жан-Жаку свежее любой монастырской девственницы, соблазнительнее, чем Любая красотка из гарема, более яркой, чем любая райская дева-гурия[150].

Когда Джульетта приняла его в «конфиденциальном» венецианском наряде — почти прозрачном шелковом платье, украшенном оборками и бантиками из розовых ленточек, — ему показалось, что он вступил в святилище богини, которой пришел поклониться. Стоило только Джульетте поприветствовать своего Занетто, как она принялась его обнимать, страстно целовать, ласкать, издавая стоны и крики. Его тут же охватило дикое, нечеловеческое желание. Однако — пополам с отвращением: да ведь она самая обыкновенная шлюха! Правда, шлюха такая красивая, такая очаровательная. Но разве могло такое дивное создание на самом деле влюбиться в него — бедного, неизвестного человека? Вполне очевидно, что эта уличная девка хотела обвести его вокруг пальца. Скорее всего, она страдала от какого-то тайного дефекта. Возможно, у нее сифилис или что-то другое. Вот вам и ответ. В противном случае она никогда не обратила бы на него внимания.

Не догадываясь, какие противоречивые, пугающие мысли проносились в голове ее Занетто, девушка сбросила платье и крепко прижала голову Жан-Жака к своей груди, такой прохладной, такой нежной, что, казалось, ни один мужчина не осквернил ее божественной чистоты.

Вдруг ему показалось, что один сосок отсутствует. Нет, он ошибся; просто он был совершенно другим, непохожим на первый. Жан-Жака охватил ужас. Он-то предполагал, что держит в объятиях самое совершенное, самое прекрасное творение Божие, а она всего лишь каприз природы, выкидыш, отброс, чудовище!

Поддавшись своим мыслям, Жан-Жак испытывал непонятный страх перед этой женщиной. И все-таки он не мог удержаться и не спросить, почему соски такие разные: это природный изъян или же она получила травму.