пациента, - как правило, больной готов идти на любые жертвы,
лишь бы только выздороветь, - Пайкин сумеет внушить ему и
свое всемогущество, и свое особое к нему расположение. Мол,
ради вашего спасения я отдам свою душу и сердце. А взамен
этого недорогостоящего товара он вымогал довольно
существенное: у одного ценное ружьишко ("Люблю охоту, да
вот приличного ружья не имею"), у другого телевизор высшего
класса ("У меня есть, но, знаете, старенький, допотопный"), у
третьего транзистор последней модели. Четвертый больной -
ответственный работник Моссовета - помог ему поменять
двухкомнатную квартиру на трехкомнатную. Пятый... долго не
сдавался, не желая расстаться со своей "Волгой". "Ну зачем
вам старая машина? - говорил Пайкин, готовя больного к
операции. - Вы себе новую купите - что вам стоит. А мне
продайте эту". - "Да она вовсе и не старая - всего пятьдесят
тысяч километров прошла", - вяло возражал больной,
владелец автомашины. Однако, чем ближе становился день
операции, тем сильней был напор Пайкина. В конце концов
хирург приобрел эту "Волгу" за бесценок. Но она оказалась той
последней каплей, которая переполнила чашу терпения.
Пайкин с треском вылетел из клиники. Несколько месяцев он
был без работы: все искал себе "по душе" и с перспективой. В
отделение Шустова его привел не профессиональный интерес
лечения трофических язв. Он где-то прослышал, что Шустов
работает попутно - и небезуспешно - над проблемой
восстановления волос. Пайкин смекнул: перспективно. Но
Василий Алексеевич сразу раскусил его. Помню, при нашей
первой встрече в Москве на квартире у Шустовых Василий
Алексеевич рассказывал, как один "шершень" предлагал ему
уехать за границу и как он выставил за дверь негодяя. Потом я
узнала, что это и был не кто иной, как все тот же Пайкин.
Правда, уволили его из нашей клиники за взятки. Брал по
мелочам, потому что лечатся в отделении Шустова в основном
люди физического труда, пожилые, главным образом
женщины. Засыпался Пайкин на очень подлом деле.
Лечилась в отделении Шустова больная иностранка по
имени Кэти Сигер. Супруга богатого бизнесмена, она на
протяжении пятнадцати лет страдала трофической язвой. Где
она только не лечилась! Побывала у лучших врачей Европы,
Америки, обращалась к индийским медикам. И никто ей не
помог. Наконец в Лондоне услышала имя советского врача
Шустова, который успешно излечивает трофические язвы. И
вот Кэти Сигер в Москве, в отделении Василия Алексеевича.
"Есть ли хоть какие-нибудь, хоть маленькие шансы, доктор
Шустов?" - в крайнем волнении спросила она Василия
Алексеевича, когда тот осмотрел пораженную язвой ногу.
"Вылечим", - с уверенностью, не допускающей и тени
сомнения, ответил врач и подкрепил свой ответ тихой
обнадеживающей улыбкой. Мне кажется, врач не должен быть
таким самонадеянным и в беседе с больными лучше избегать
рискованных заявлений, проявлять большую сдержанность и
осторожность в прогнозах и обещаниях. Но что поделаешь -
такой уж он есть, Василий Шустов. Как говорится, победителей
не судят, а Шустов сдержал слово, если можно так выразиться:
Кэти Сигер вышла из нашей клиники здоровой. Легко понять
ее состояние: из чувства благодарности пожилая женщина
обрушила, на своего исцелителя поток восторженных
комплиментов и всяческих похвал. Она предлагала ему в
награду крупную сумму денег. Шустов категорически отказался,
заметив при этом, что за свои труды он получает от
государства зарплату. Но она настаивала: если вы, мол, не
можете или не хотите принять от меня деньги, как гонорар за
лечение, то не откажитесь от памятного подарка. Василий
Алексеевич был непреклонен. И уж, конечно, не потому, что
при этом разговоре присутствовал Пайкин, который любезно
выполнял роль переводчика.
- Ведь это на память, в знак глубокой благодарности, - с
досадой говорила взволнованная Кэти Сигер.
Шустов понимал ее. Вдруг он подошел к окну,
выходящему в занесенный снегом небольшой двор. Вся
площадь двора, исключая расчищенных от снега дорожек,
была усажена молодыми деревцами и кустарником.
- Посмотрите сюда, госпожа Сигер, - сказал он, глядя в
окно. - Вы видите этот густой молодой сад? - Сигер
посмотрела во двор с живым любопытством, которое туг же
сменилось недоумением. Шустов это заметил и поспешил
пояснить: - Правда, сейчас зима и сад наш не производит
впечатления. Но, госпожа Сигер, самую малость воображения:
представьте этот сад весной, весь в цвету, или летом в зелени
листвы. - Он говорил медленно, Пайкин переводил его слова,
как и слова Сигер, еще не догадываясь, к чему клонит Шустов.
- Так вот, каждое это деревце посажено человеком,