Любовь и ненависть

заслуженным: просить командование списать с флота капитан-

лейтенанта Инофатьева Марата Степановича. Такова была

воля большинства офицеров, которые во время судебного

разбирательства убедились, что из Марата не получится

настоящего морского офицера. Все мы как-то сразу поняли,

что простить либо наказать, по все же оставить служить с

понижением в должности и звании - пользы от этого не будет

ни флоту, ни самому Марату. И хоть он вырос в семье моряка,

море он не любил и не понимал. Его жизненный путь проходил

не по морям и океанам, а где-то по суше. А где, этого никто из

нас, да и сам Инофатьев не знал. Этот путь надо было искать

самому Марату, искать гораздо раньше, быть может, тогда, в

нашу первую встречу на даче адмирала Пряхина. Быть может,

все тогда было бы по-другому в его жизни. Теперь же ему

предстояло начинать все сначала. Ну что ж, лучше поздно, как

это принято говорить.

На другой день после суда на улице меня догнала

женщина. Я чувствовал по быстрой, торопливой походке, что

это именно женщина и что она старается догнать меня. Вот

она поравнялась со мной. Ее теплая рука коснулась моей. Я

остановился. А она быстро проговорила:

- Еле догнала. Здравствуй, Андрюша.

Это была Ирина, такая же, как на фотографии, на берегу

Балтики в час заката. Но такой она показалась лишь в первый

миг. А потом сразу переменилась, стала другой - знакомой, но

какой-то новой. Она зябко куталась в чернобурку.

- Хорошо, что я тебя встретила. Мне сказали, что ты

здесь. Я только что с парохода, остановилась у Панковых. Мне

Зоя все рассказала.

Выпалила сразу, без запинки, будто за ней кто-то гнался,

держа меня за руку своей горячей мягкой маленькой ручкой.

Удивительно, раньше мы никогда по были с ней на "ты", и вот

теперь она первой подала пример, не последовать которому

было как-то неловко.

- А ты Марата видела?

- Нет, - сухо ответил она. - Я все знаю.

- Неприятная история.

- Этого надо было ожидать. Андрюша, мне нужно с

тобой поговорить. Когда ты будешь дома? Я зайду, если

разрешишь.

Я думал об Ирине и был искренне рад этой неожиданной

встрече с ней после стольких лет. И вместе с тем в моей душе

появилось какое-то новое, ранее неведомое мне чувство. Я

увидел в пей родного, до боли близкого мне человека, с

которым случилось несчастье. Ее горе постепенно

становилось и моим горем. С лихорадочной настойчивостью я

твердил только один вопрос: "Зачем она приехала?" Как будто

в этом вопросе скрывалась какая-то, чуть ли не главная

загадка. Зачем она вдруг оказалась здесь в такой момент?

Помочь ему, морально его поддержать? Значит, она его еще

любит? Собственно, а почему бы и не любить? Он ей муж.

Мысль эта примиряла.

Внезапно понял, что все камни, которые падали и

Марата, несомненно заслуженные и справедливые, рикошетом

попадали в нее, в Ирину, причиняя ей, быть может, не

меньшую, чем ему, боль.

Я ждал ее с таким волнением, которого, казалось, но

испытывал никогда: не находил себе места, не знал, чем

занять свои руки. Раза три брался листать "Крокодил", не

находя ничего в нем смешного или остроумного, - мне,

очевидно, было не до смеха. А время тянулось, как всегда в

подобных случаях, нестерпимо медленно.

Что меня волновало в предстоящей встрече, я тогда,

конечно, не знал, вернее, не задумывался над этим. Было

волнение, вызванное радостью ожидания чего-то хорошего,

желанного. Это уж потом я понял, что главным образом мне

хотелось знать, что скажет Ирина, зачем я ей понадобился. Да,

именно этот вопрос больше всего волновал меня: что она

скажет? Я ждал чего-то, желал, впрочем, не "чего-то", а совсем

определенного, но такого тайного, в чем даже себе самому не

смел признаться. Если выразить это словами, то должно

получиться примерно так: я ждал, что она придет и скажет: "Я

люблю тебя, Андрей, и всегда любила. Но так случилось...

Поверь, я этого не хотела. Я понимаю, тебе было очень

больно. Это я сделала больно тебе и себе. Ты меня прости...

Сможешь простить?.. И тогда я не уйду от тебя... никогда".

Именно этих слов или им подобных ждал я тогда от

Ирины. Но для себя я не решил, что ответить ей на такие

слова. Не хотел решать заранее, полагаясь, что ответ

найдется сам собой.

Ира пришла в назначенный час. Теперь она казалась

более спокойной и собранной. С Маратом она виделась только

что, перед тем как прийти ко мне. Она была у них дома,

разговаривала со свекровью и, конечно, с ним, с мужем. О чем

говорили? Да так, ни о чем.

- Они, разумеется, переживают? - задал я не совсем

уместный, вернее, совсем ненужный вопрос.

- Да, еще бы, настоящий переполох, - подтвердила она