Любовь и пепел

— Где-нибудь в городе или в парке, как цыгане. Некоторые, конечно, сбежали, но большинство отказывается уходить.

— Это прекрасно, да?

— Думаю, да. Хотя мне страшно представить, что может с ними здесь случиться. Я очень стараюсь не думать об этом.

По бульвару, мимо баррикад и разрушенных площадей, проехал трамвай.

— На трамвае можно доехать до фронта. Как такое вообще возможно?

Я сказала ему, что никогда не видела ничего подобного, хотя так можно было сказать про все происходящее в Мадриде.

Вскоре мы подошли к «Телефонике». Здание было высоким, тринадцатиэтажным, и белым, точнее, такого цвета, какой в этом унылом районе считался белым. Оно вызывающе возвышалось над скелетами разрушенных домов и кафе, состояло сплошь из бетона и стали и выглядело современнее любого в округе. Мы прошли во двор, отдали вооруженному охраннику наши документы, затем зашли в здание и спустились в подвал, где располагался отдел цензуры. Внутри нас уже ждал крепкий испанец.

— Артуро Бареа, это Марти Геллхорн. Будь с ней помягче, ладно? Она моя подруга и пишет для «Колльерс».

— Она слишком красива для журналистки. И стишком красива, чтобы быть с тобой, — отозвался он со смехом.

Я пожала его теплую, мягкую руку.

— Не понимаю, о чем вы.

— Добро пожаловать в Мадрид;

Тут в комнату вошла Ильза Кульсар, напарница Артуро, и Эрнест, достав что-то из кармана пиджака, протянул ей. Апельсин!

— Он никогда про меня не забывает, — сказала Ильза. Она была австрийкой, молодой и очень хорошенькой, с сильным акцентом и теплой улыбкой, от которой мне сразу стало легко на душе.

— Отсюда ты будешь отправлять все депеши, — объяснил Эрнест. — Есть две телефонные линии: одна в Лондон, другая в Париж. Цензура здесь строгая. Эти двое проверят каждое написанное тобой слово, и работают они за десятерых. — И добавил: — Их энергичность поражает.

Артуро добродушно пожал плечами:

— Кто еще сделает это за нас? Война не остановится из-за того, что кто-то устал. — Он присел на один из столов в комнате и закурил американскую сигарету, сообщив нам, что цена на черном рынке выросла до пятнадцати песет за пачку. Неделю назад было десять.

Я сунула руку в сумку, достала пачку сигарет и протянула ему. Он взамен одарил меня счастливой улыбкой.

— Знаешь, это самый быстрый путь к его сердцу, — сказала Ильза.

— Сигареты и красивые волосы, — добавил Артуро. — Твои золотистые, как облако на закате. Ты точно писательница?

— На самом деле не уверена. И если мои волосы как облако, то уж очень грязное. В отеле нет шампуня.

— По крайней мере, есть горячая вода, — ответила Ильза. — Думай об этом.

Мы задержались ненадолго, чтобы обсудить сообщение, которое только что пришло. К северу от Мадрида сосредоточились итальянские войска, двигавшиеся со скоростью двадцать километров в день.

— Я бы не назвал это хорошей новостью, — сказал Артуро. — Но, по крайней мере, у меня есть хорошие сигареты.

— Я хочу быть такой же, как Артуро, когда вырасту, — сказала я Эрнесту, направляясь к выходу.

— Ты хочешь быть жилистым испанцем и лишить мир этих прекрасных ног? — рассмеялся он.

— Перестань меня дразнить. У него такое доброе, щедрое сердце, даже несмотря на происходящее вокруг.

— Похоже, что у всех людей здесь оно такое. Ты должна как-нибудь увидеть страну во время фиесты. Испания умеет жить.

— Тогда еще страшнее оттого, что все это здесь происходит.

— Надеюсь, фильм поможет.

— Ты имеешь в виду машины «скорой помощи»?

— И не только. Если мы все сделаем правильно, то те, кто посмотрит его в Штатах, узнают, что тут творится на самом деле. Им придется помочь. Вдруг получится изменить весь мир, если мы расскажем правду?

— Ты говоришь как писатель, — заметила я с нежностью.

— Ох, нет, — ответил он, — не начинай.

Мы вернулись на Гран-Виа. На одной стороне бульвара росли огромные платаны со скульптурными, все еще голыми ветвями, ждущими весны. Поддеревьями тянулась каменная стена со множеством дыр от снарядов. Казалось, что все идут именно по этой стороне улицы, хотя с противоположной разрушений было гораздо меньше. Я остановилась на мгновение, размышляя о привычках и о том, что значит чувствовать себя в безопасности, даже когда это не так.

— Лучше бы ты не говорил ему о «Колльерс», — сказала я. — Я же еще никак себя не проявила.

— Это всего лишь вопрос времени.

— Ты правда так считаешь? Не могу передать, как для меня важно, что ты на моей стороне.

— В этом и нет необходимости. Мне кажется, мы с тобой во многом похожи.

Я взглянула на него, чтобы понять, не дразнит ли он меня снова, но Эрнест просто шел, размахивая руками, как маятник.

Когда мы вернулись в отель. Сид уже приготовил шикарный завтрак: жареную ветчину, ломтики хлеба, подрумяненные на сале, и настоящий, а не растворимый, как был у меня в номере, кофе. Мы с удовольствием принялись за еду. Потом Эрнест зевнул и сказал, что ему нужно кое-что написать, иначе он заснет и потратит впустую остаток дня.

Я решила немного побродить одна по городу, прихватив с собой по совету Эрнеста путеводитель. Он также посоветовал не сходить с главных улиц.

— Что делать, если начнут бомбить?