Любовь и пепел

— Прячься в дверном проеме, желательно каменном. Но с тобой все будет в порядке. В основном они это делают по ночам.

— Как я узнаю, если что?

— Услышишь высокий, свистящий звук, от которого внутренности превращаются в желе.

— Умеешь ты успокоить девушку.

— Не поверю, что ты забралась бы так далеко, если бы нуждалась в моем успокоении.

— Наверное, не нуждаюсь. — Я выпрямилась, спрятав в карман путеводитель, допила кофе и поблагодарила Сидни за завтрак.

Зайдя в свой номер, я взяла ветровку и спустилась в полупустой вестибюль. У открытой двери стоял маленький, хорошо одетый испанец с газетой под мышкой. Он взглянул на часы и снова посмотрел на улицу.

— Мне показалось, что несколько минут назад я слышал снайперский выстрел, — сказал он мне.

— Вы уверены?

— Нет. Может быть, это было что-то другое. — Он снова посмотрел на часы. Я осталась ждать вместе с ним. Там, за дверью, могло быть что угодно: снайпер, снаряд, граната, смерть. Но дверь была лишь слабой надеждой на защиту, да и вестибюль тоже. Никто и нигде не чувствовал себя по-настоящему в безопасности. Я постояла еще немного, размышляя обо всем этом. Мне нужно стать храброй или хотя бы притвориться храброй, чтобы выйти отсюда. Но было ясно, что мужчина в ближайшее время не сдвинется с места, поэтому, извинившись и пожелав ему хорошего дня, я обошла его и вышла на улицу.

Глава 13

В Мадриде собралось множество первоклассных корреспондентов. Приезжали ненадолго и некоторые писатели, желавшие стать причастными происходящему. Одни уже были знамениты, другие станут известными позже, а некоторые и вовсе никогда. Им всем было что сказать, а мне хотелось их слушать.

По вечерам мы собирались в отеле «Гран-Виа», чтобы перекусить чем-нибудь ужасным, а после шли в «Чикоте», лучший из нескольких тесных баров в этом районе Мадрида. Иногда мы заглядывали в «Гейлорд» или шли к Тому Делмеру, который занимал самый большой номер во «Флориде». Он писал для «Дэйли экспресс» и хранил запас хорошего виски и несколько шоколадок в маленькой синей жестянке, которую, наверное, привез из дома. Я не могла понять, нравится он мне или нет. У него были широкие округлые плечи и странный смех, как у гиены. А когда Том выпивал слишком много, у него краснело лицо. Но мне очень нравился его шоколад и Бетховен, которого он часто ставил на своем граммофоне.

Джинни Коулз писала для журнала «Херст», который поддерживал националистов, но никто не осуждал ее за это. Она просто делала свою работу. Незадолго до вторжения Муссолини в Абиссинию она взяла у него интервью и написала разумную и объективную статью, что само по себе уже подвиг. Джинни часто садилась рядом со мной, когда мы собирались в номере Делмера. Золотые браслеты на ее запястьях мелодично позвякивали, когда она перекладывала бокал из одной руки в другую.

С ней я чувствовала себя комфортно, как и с Эрнестом, и с Хербом Мэттьюсом, который писал для «Таймс». Он был высоким и стройным, носил серые фланелевые брюки и красивые рубашки, которые каким-то чудесным образом всегда выглядели свежими, в то время как рубашки Эрнеста были такими, будто он в них спал. Мэттьюс был умен и серьезен, это чувствовалось каждый раз, когда он что-то рассказывал. Он с каждым днем нравился мне все больше и больше. Пускай мы встретились в сложное время и, возможно, всего на несколько недель, но я была рада нашему знакомству.

В один из вечеров к нам присоединился Антуан де Сент-Экзюпери. Он прилетел в Испанию на своем собственном самолете, что казалось мне совершенно невероятным. Антуан пил с нами, сидя на краю кровати в номере Делмера. На нем были голубой халат, накинутый поверх шелковой пижамы, и кожаные тапочки, которые выглядели довольно экзотично, возможно, он привез их из Марокко или Дар-эс-Салама.

— Что вы думаете об этой стране? — спросил Антуан Тома, одновременно прикуривая две сигареты — одну для себя, другую для Джинни.

— Я думаю, что она находится в процессе величайших перемен, каких еще ввдел мир.

Экзюпери трижды быстро кивнул, взмахивая спичкой.

— Они сражаются за правду.

— И многим жертвуют ради нее, — добавил Мэттьюс.

— За свободу всегда платили жизнями, — сказал Том. — Каждый раз одно и то же шоу. Просто сейчас у нас билеты в первом ряду.

— Сомневаюсь. В этот раз что-то новенькое, — возразила Джинни.

— Подумай о людях со всего мира, которые пришли сражаться и, возможно, умереть за Испанию, — добавил Эрнест, наклоняясь вперед. — Я слышал, сорок тысяч добровольцев, и на кону не их личная свобода, а свобода всего человечества.

— Храбрость прекрасна, — вмешалась я, — но ты думаешь, эти ребята действительно осознают, на что идут?

— Готовы ли они пожертвовать собой? — спросил Мэттьюс.

— Мы должны верить, что да, — сказал Эрнест.