Любовь и проклятие камня

И тут она почувствовала, как сильно устала. Устала от жизни. Устала от несправедливости. Устала кланяться, да и ненавидеть тоже устала. Она никогда не думала о свободе, ведь всю свою жизнь она была свободной.

Когда родилась, отец отказался от нее, своей единственной дочери, потому что любимая жена так и не встала, дав жизнь своему ребенку. Минчжу была старшей дочерью генерала Сюй Вэя, отцом которого был великий военачальник Сюй Да[1]. Так уж сложилось, что своего великого прадеда Елень никогда не видела, как, впрочем и дед, отошедший от дел армии из-за увечья.

После смерти матери и отъезда отца в Нанкин, Елень осталась у деда и бабушки, в честь которой ее и назвали. Судьба-насмешница великому генералу не подарила ни одного сына, ни единого внука. Все сплошь девки: три дочери и десять внучек! Вот только крепче всех любил он Елень, говорил, что она больше всех походит на бабушку, а уж в жене генерал души не чаял!

Именно дед обучил Елень всем военным хитростям. Ей было пять лет, когда она впервые вместе с дедом поехала на охоту. В семь она уже неплохо била в цель, а в девять перестала ронять меч. Бабушка только за сердце хваталась, глядя на старания внучки. Но девочке и самой была в радость военная наука. Что уж греха таить, в четырнадцать лет она ни штопать, ни чай заваривать не умела, зато ножи метала — не чета многим усатым воинам! Бабушка, правда, запрещала этим хвастать, дескать, не девичье это дело, мечом махать, да только тщетно все было!

Угасли. Ушли друг за другом. Сначала бабушка, а за ней и дед. Кое-как дождался приезда отца Елень и передал тому дочь, а ночью умер во сне, сжимая бабушкин платок. Было ему почти семьдесят. Прошло столько лет, а Елень до сих пор свято верит, кабы бабушка не умерла, дед тоже жил бы да здравствовал: великой силы был человек! Но без любимой ему стало скучно жить. Вот и все.

Так бывает. Мир тускнеет, блекнет, а следом и ты гаснешь.

Шиу… Шиу был ее светом. Его мягкий вкрадчивый голос ей и по сию пору слышится. Больше в жизни уже ни света не будет, ни тем более любви. Ушло — не вернуть. Как не вернуть этот дом, как не вернуть Шиу и мальчиков.

Соджун вышел, неся в руках небольшую шкатулку с драгоценностями. Он хотел позвать Елень, но, увидев ее, замер. Женщина сидела на крыльце родного дома и выглядела так, будто со Смертью говорила. Капитан незряче сунул шкатулку Анпё и поспешил к ней, тронул за плечо. Она, погруженная в свои темные мысли, вздрогнула от неожиданности, а Соджун присел на корточки, взял осторожно за руки, и бывшей хозяйке этого дома показалось, что его горячие мозолистые ладони ожгли ее шершавые руки. Она потянула их на себя, но мужчина впервые проявил настойчивость и не отпустил.

— Нашли? — спросила она. Он кивнул на шкатулку. — И куда это все? Не спрячешь же…

— Мы спрячем все это в доме моей матери. Дед, умирая, завещал его мне. Здесь недалеко.

— Помню, особняк семьи Чон.

Соджун кивнул и только тогда отпустил: Елень вновь была здесь, в мире живых.

Вернулись они далеко за полночь. Елень так больше ничего и не сказала. Ни слезинки не обронила. Шла молча, прижимая к груди шкатулку, и была далеко-далеко. Так далеко, что и не дозваться. Она ни разу не обернулась, ни разу не обратилась к Соджуну, просто шла, куда вели и молчала. Молчал и Соджун, а что тут скажешь?

[1]Сюй Да(1332—1385)— крупный китайский военный и государственный деятель начала империи Мин. Друг и близкий сподвижник Чжу Юаньчжана основателя и первого императора Мин.

Глава тринадцатая.

Они встречались мельком: он, увидев ее во дворе, скользнет по ней взглядом, или она, заметив ее, поклонится со всем почтением, а потом уйдет. И все это на виду у дворни, у отца. Старик молчал и хмыкал. Иногда капитану начинало казаться, что тот что-то затевает, и это «что-то» ой как не понравится всем остальным!

Когда положенное время отпуска миновало, Соджун вернулся на службу. Теперь каждый день он следовал за паланкином отца, провожая того во дворец, а уже потом ехал в магистрат. Едва господа уезжали, за ворота выкатывалась телега, груженная навозом. Елень держала вожжи и направляла лошадь. Так и проходил день за днем.

Отец назначил ответный визит семьи невесты, но сына, как на грех, отправили на пять дней на полевые учения. В день отъезда старик вынужден был отправиться во дворец раньше времени, поэтому не мог проводить своего отпрыска. Соджун помогал сесть в паланкин и кивал, слушая наставления. Но вот грозный политик уселся и посмотрел в последний раз на сына, стоящего с понурой головой.

— Что поделать? — проворчал он. — Служба есть служба. Но как только вернешься, пригласим Имхи с родителями к нам.

Соджун вздохнул и промолчал.

Свадьба для него была костью в горле. Все чаще он вспоминал странный разговор в тот вечер, когда втроем они прятали сокровища в старом доме матери.